он слишком хорошо знал, что, предоставив событиям идти своим чередом, рискует утратить над ними контроль. Точно так же он когда-то утратил контроль над собственной судьбой, и теперь она бежала куда глаза глядят, рыская из стороны в сторону, как сорвавшийся с привязи цепной пес.
Глядя на темные окна своей квартиры, Юрий вспомнил о забытых на подоконнике учебниках и невесело улыбнулся: очередная попытка вернуть жизнь в нормальное человеческое русло с треском провалилась.
Он немного попетлял по пустеющим ночным улицам, проверяя, нет ли за ним хвоста, а потом выехал на шоссе и погнал машину обратно в поселок, где обитал Расулов со своими абреками: настало время свести знакомство с противником и попытаться узнать, кто он, этот супостат, и чем дышит.
На окраине он сделал остановку и, выйдя из машины, достал из багажника старую кожаную куртку, в которой, бывало, ходил на рыбалку. От куртки знакомо и приятно пахнуло кожей, табаком и бензином. Надев ее, Юрий натянул на голову старое черное кепи, вернулся за руль и, больше нигде не останавливаясь, въехал в поселок.
Он затормозил в двух кварталах от дома Расулова, вышел из машины и задами, в обход двинулся дальше, на ходу вынув и натянув на руки тонкие кожаные перчатки.
Глава 6
В полутьме освещенного только контрольными лампочками приборов, уже основательно остывшего салона зашуршал полиэтилен. Негромко звякнул металл, с плеском и журчанием полилась жидкость, и запахло кофе. Старшего лейтенанта Крайнова несильно похлопали по плечу и, протянув руку назад, он бережно принял от напарника курящуюся ароматным паром пластмассовую чашку. Он по одной зубами стянул с рук теплые перчатки, немного погрел об чашку ладони и, заранее жмурясь от наслаждения, сделал первый, самый желанный и вкусный, глоток.
– Что-то стало холодать, – сказал у него за спиной лейтенант Харченко. – Завел бы ты движок, что ли! Задубеем ведь до утра!
– Терпи, казак, – сказал, прихлебывая кофе, Крайнов. – Этот трактор всю округу на уши поставит. А народ тут живет небедный, при бабках, с нервами. Ты ж знаешь: чем больше денег в банке, тем нежнее у человека душевная организация. Чуть что не по его, верещит, как недорезанный. А нам засвечиваться нельзя, начальство с нас головы снимет. Так что, если замерз, лучше поприседай. Я, к примеру, статической гимнастикой спасаюсь. Попробуй, хорошо помогает.
– Водки бы сейчас, – вздохнул Харченко, явно не желавший греться статической гимнастикой. – Этот чудак, которого хозяин у себя поселил, небось, уже совсем лыка не вяжет.
– Водки тебе, – проворчал Крайнов и потянулся, скрипнув спинкой водительского сиденья. – Что там слышно?
Харченко завозился, пристраивая на место снятые наушники, ненадолго затих, а потом сказал:
– Да ничего не слышно. У охранников телевизор работает, на первом этаже кто-то храпит, как танковый движок на холостом ходу… Ночь! А странный парень, верно?
– Это который? Алкаш этот, что ли? – Крайнов хмыкнул. – Да уж, ничего не скажешь, странный… Это не он странный, а Расулов. Другой на его месте давно бы этого придурка за ворота выкинул, да не просто так, а в разобранном виде. А этот – ничего, терпит. Блюдет законы гостеприимства. У них ведь гостя обидеть – харам, табу, грех смертный. Покуда ты у правоверного в доме, тебя пальцем никто не тронет, а вышел со двора – молись, чтоб те, кто тебя только что чаем угощал, в спину не пальнули… Пожрать ничего не осталось? – спросил он, меняя тему.
Вместо ответа Харченко снова зашуршал пакетом и сунул в его протянутую руку обсыпанный свалявшейся сахарной пудрой пончик с малиновым джемом.
– Надо было пирожков с мясом купить, – недовольно заметил Крайнов. – Или, на худой конец, чебуреков.
– Не было с мясом, – обиженно ответил Харченко. – А чебуреки с собачатиной в следующий раз сам у чурок покупай, мне их даже в руки брать противно.
– Спасибо, хоть кофе черный, а не какой-нибудь там капуччино, – продолжал гнуть свое Крайнов. – А то были бы мы с тобой точь-в-точь, как парочка копов из американского боевика. Они там, если пасут кого-нибудь, непременно перекусывают этим самым капуччино, и обязательно с пончиками… Ты чего? – спросил он, услышав донесшееся из заставленного аппаратурой кузова хихиканье.
– Про ментов вспомнил, – признался Харченко. – Их скоро тоже в копов переименуют и заставят пончики с капуччино жрать! Не понимаю, на кой хрен они затеяли это переименование. Их хоть героями Эллады назови, все равно, как были они ментами погаными, так ими и останутся. Горбатого могила исправит!
– Да ты и впрямь ни черта не понимаешь, – заметил Крайнов перед тем, как запустить зубы в пончик. – И правильно, что не понимаешь! – добавил он невнятно, жуя и слизывая текущий по пальцам джем. – Это умные люди придумали, не тебе чета! Все кругом давно поделено и разворовано, а украсть еще что-нибудь хочется. Теперь гляди: переименование – это такие бюджетные деньжищи, что тебе и не снилось. Новая форма, новые удостоверения, новые таблички на дверях, закупка новых или хотя бы перекраска старых спецавтомобилей… да черт знает, что еще! Экзамены при зачислении в полицию тоже ведь не бесплатное удовольствие. Потому-то из этой затеи ничего путного и не выйдет, что бабки, как всегда, разворуют. Менты друг у друга экзамены примут, наденут новую форму, из какого-нибудь дерьма за три копейки сшитую, усядутся в старые драндулеты, на которых слово «милиция» от руки в «полицию» переправлено, и разъедутся по своим рабочим местам – лохов опускать, начальству взятки собирать, чтоб не уволило. И опять будут ныть и жаловаться на отсутствие денег и уважения, а чтоб плюнуть на все и устроиться на нормальную работу, так дудки – ищи дураков в другом месте!
– Цицерон, – фыркнул из глубины кузова Харченко.
– Лучше плесни еще кофе, – ворчливо потребовал Крайнов.
Лейтенант завозился, булькая содержимым большого термоса.
– Тихо! – неожиданно перейдя на свистящий напряженный шепот, прикрикнул на него Крайнов. – Идет кто-то!
Харченко осторожно опустил термос на пол, беззвучно завинтил крышку и, поскольку напарник потерял всяческий интерес к кофе, целиком уйдя в созерцание левого бокового зеркала, стал потихонечку отхлебывать из чашки. Ему не было видно, что происходит снаружи, но Крайнов до сих пор не вынул оружие и ничего не сказал – он просто наблюдал, а это означало, что
