На столе мягко затрещал телефон прямой связи с кабинетом директора ФСБ. Андрей Васильевич сверился с названием сайта и пожал плечами: ну, конечно, а ты как думал? Сайт популярный, а вот эти циферки… ну да, так и есть, это – количество просмотров. Пять сотен, шесть… ага, вот и тысяча выскочила…
Рядом с первым телефоном ожил второй – без диска, с золотым двуглавым орлом на белом корпусе. «Надо же, сколько высочайшего внимания за один раз, – с кривой улыбкой подумал генерал Бочкарев, тяжело вставая из-за стола. – Прямо не знаю, кому первому ответить… Да, надо признать, что этот Якушев не только отличный стрелок, но еще и талантливый пиарщик. Кто до этой минуты знал генерала ФСБ Бочкарева? А теперь это имя станет известно всему миру и еще долго, наверное, не будет сходить с газетных страниц…»
Жить хотелось по-прежнему, и даже еще сильнее, чем раньше, но выбор, о котором упомянул в своем письме Якушев, был очевиден. А насчет того, что хочется… Хочется-перехочется, как говаривала покойная бабка Андрея Васильевича. А когда он пытался добиться своего слезами, добавляла: «Авось, не помрешь. Гляди-ка, на заборе – ни одной шкуры ребячьей, все телячьи да жеребячьи…»
Телефоны продолжали звонить наперебой – один мягко, приглушенно трещал, другой заливался требовательным высоким колокольчиком.
– Авось, не помрете, – с усмешкой сказал им Андрей Васильевич, открывая сейф.
Рука коснулась лакированного красного дерева стоящей на средней полке коробки, откинула золоченый крючок и подняла крышку. Указательный палец дотронулся до врезанной в рифленую рукоять золотой пластинки с именной дарственной надписью, не задерживаясь, скользнул под предохранительную скобу и обвил холодное железо спускового крючка. Большой тем временем опустил флажок предохранителя; левая рука привычно проверила обойму и оттянула ствол, досылая патрон. Раздумывая, куда бы выстрелить, чтобы было наверняка, Андрей Васильевич вспомнил вранье по поводу обстоятельств смерти Томилина, которым не далее как сегодня утром потчевал покойного Асташова. Теперь собственные слова показались ему пророческими, и, мимолетно подивившись этому совпадению, генерал твердо упер холодное дуло в гладко выбритую, благоухающую французской туалетной водой, уже слегка дрябловатую кожу между кадыком и нижней челюстью.
Ему захотелось напоследок сказать или сделать что-нибудь значительное, запоминающееся; он уже начал чувствовать, что нужные слова вот-вот родятся, всплывут из темной глубины помертвевшего сознания, но тут в дверь громко, требовательно постучали, и, не успев даже толком испугаться, генерал-майор Бочкарев рефлекторно нажал на спусковой крючок.
