с вами о Али Валиеве, — сказала учительница.
— Я к вашим услугам.
— Чтобы его приняли на работу, ему надо перевестись в вечернюю школу.
— Вы так говорите, — перебил ее завуч, — будто уход Али из школы — дело решенное.
— Он так действительно решил.
— Но вы-то, взрослый человек, понимаете всю нелепость такого решения? И что вы сделали, чтобы переубедить его, доказать ему неразумность его поступка? Зачем ему нужно переходить в вечернюю школу?
— Раз он пойдет работать, только в вечерней школе ему и учиться.
— Не потянет он и то, и другое. Не переоценивайте его возможностей!
— Я бы хотела, чтобы вы поняли мальчика, вошли в его положение. Просто по-человечески.
— Ну и ну, — строго и насмешливо сказал завуч.
— Сейчас очень важно его поддержать, помочь ему. Иначе он может просто сбиться с пути — и школу бросит, и работать не пойдет. Мало ли что взбредет ему в голову?!
— Вот именно поэтому его и не следует отпускать из школы.
— Но нельзя же держать насильно! Он так любит свою мать…
— При этом не боится огорчить ее.
— Я очень прошу вас понять Али. Вот его заявление.
Завуч пробежал глазами бумагу.
— Какое же это заявление, здесь же нет мотивированных причин для перевода!
— А если бы он все перечислил в заявлении?
— То мы бы удовлетворили его желание — это вы хотели услышать?
— Да! Я была бы вам очень, очень благодарна! — сказала Хамис Хадисовна и раздраженно подумала: слишком уж часто она употребляет слово «очень».
— Но при этом мы бы расписались в собственном бессилье!
— А если он только формально будет числиться в школе, мы чего-нибудь добьемся?
— Но ведь это от нас с вами зависит, формально или не формально посещают школу наши ученики. Мы должны терпеливо воспитывать таких, как Сабур и Али. И двух мнений здесь быть не может…
Ахмед Мамедович говорил и говорил, как будто старался убедить в чем-то самого себя. А Хамис Хадисовна смотрела в окно и с тоской думала, что она, кажется, мало чем сможет помочь Али.
ЖИЗНЬ — ТАКАЯ ШТУКА…
У Сарат Магомедовны все, как всегда, шло по строгому плану. Утро она провела в суде, где была народным заседателем. Ситуация, в которой они разбирались, была сложной и запутанной. Но они нашли наконец правильное решение, и в школу она пришла в хорошем настроении. По привычке не откладывать дела в долгий ящик, она хотела тотчас же найти Хамис Хадисовну и пожурить ее за вчерашнее излишнее благодушие. Но остановила себя. Не так уж часто в последнее время у нее бывало такое приподнятое настроение. Можно его и поберечь…
Когда Ахмед Мамедович пригласил ее к себе в кабинет, Сарат Магомедовна была уверена: он хочет поговорить с ней про вчерашнее собрание, что называется, по душам.
Но Ахмед Мамедович был хмурый, думал все про свое и только неясно намекнул Сарат Магомедовне, хорошо бы Сабуру и Али прийти к нему с повинной.
— Значит, вы все-таки не хотите их наказать? — удивилась учительница.
По ее мнению, поведение завуча на собрании тоже было не очень понятным. Казалось, реплики весьма недвусмысленно свидетельствовали о его настроении. Но после выступления Хамис Хадисовны он вдруг как-то беспринципно стал соглашаться со всеми, и виновники вполне могли почувствовать себя на коне. Вот теперь он ждет покаяния. Он же сам вчера всех оправдал. А она, Сарат Магомедовна, добивалась именно этого — чтобы ребята осознали свою вину. Впрочем, не надо торопиться.
— Несомненно, — сказал завуч и поправил очки.
— Что несомненно? Вы не будете принимать никаких мер?
— Меры будут приняты в любом случае! Но вы же сами утверждали, наша задача не в том, чтобы просто наказать ребят, а в том, чтобы они осознали свою вину. Правильно?
— Да, это действительно так…
Когда Сарат Магомедовна вышла, от ее безмятежного настроения не осталось и следа. В вопросе с Али и Сабуром не было ясности. Понятно было только одно: она должна до родительского собрания поговорить с Али и его родителями.
Сегодня его не было в школе. Значит, он вчера не сгоряча сказал, что уходит. Придется идти к нему домой…
Сарат Магомедовна не сразу сообразила, что пришла не вовремя. Открыв ей дверь, мать Али испуганно попятилась. В большой комнате, куда они прошли, на диване полулежал и курил отец.
Увидев учительницу, Максуд глубоко затянулся, опустил ноги на шкуру тура и погасил сигарету. Это, видимо, означало готовность вступить в разговор с гостьей.
Али за столом перелистывал страницы учебника истории. Он так и не нашел удобного момента, чтобы про все рассказать родителям. Он подумал: появление Сарат Магомедовны хотя и сулит ему неприятные разговоры, зато уж внесет полную определенность в его положение.
Учительница присела за стол, и начались положенные в таких случаях ритуальные вопросы о жизни и здоровье, традиционные ответы, которые не содержали в себе тоже ничего, кроме «спасибо», «хорошо», «благодарю вас…».
Али поднялся из-за стола.
— Ты куда? — спросил отец.
— Я… В общем, я еще вчера хотел сказать… Я устраиваюсь на работу. Буду жить в общежитии. А подробнее вам все расскажет Сарат Магомедовна…
Али выскочил из комнаты.
Лицо матери потемнело. Она ухватилась за край стола и замерла.
Запоздало отец крикнул Али:
— Эй, перестань болтать глупости! Вернись назад, тебе говорят!
— Верни его, пожалуйста, — попросила мать.
— Никуда он не денется! Сам вернется.
— А вы знаете, что происходит с вашим сыном, что его тревожит? — обратилась к отцу Сарат Магомедовна. Ей показалось, сейчас для такого откровенного разговора наступил самый подходящий момент. — Али ведь вас так любит, так дорожит вашим авторитетом. По-моему, здесь и надо искать одну из причин его странного решения бросить школу.
Максуд кисло улыбнулся. Ну, в это-то он, допустим, не поверит.
— Ради аллаха, скажите, что случилось, не мучьте меня, — взмолилась мать Али.
— Я хочу, чтобы вы меня поняли. Я старше вас, тридцать с лишним лет работаю в школе и сама вырастила троих детей. Думаю, вы верите, что я желаю добра и вам и Али?
Максуд отвернулся к окну. Его раздражал этот разговор.
Но Сарат Магомедовна ничего не замечала и продолжала с жаром:
— Мне кажется, вы повторяете известную ошибку, от которой Сухомлинский предостерегал родителей. Жизнь такова: люди неизбежно ссорятся и мирятся. Но мы должны помнить, что мы не только люди, но и родители. И потому несем ответственность друг перед другом, перед детьми, перед обществом. Простите за откровенность, но если вы выясняете свои отношения
