Магомед-Расул
Дикие груши
ПОВЕСТИ
ОБ АВТОРЕ ЭТОЙ КНИГИ
Да простится мне «самоцитирование», но начну предисловие строками из другого предисловия — того, что предваряет одну из моих давних повестей:
«Эту дорогу я знаю наизусть, как любимое стихотворение, которое никогда не заучивал, но которое само запомнилось на всю жизнь… Иногда по утрам я выхожу из дому вместе с ребятами, которые в ранние часы бегут той самой дорогой. Мне кажется, что вот-вот сейчас из окна высунется мама и крикнет мне вдогонку с четвертого этажа: «Ты забыл на столе свой завтрак!» Но теперь я уже редко что-нибудь забываю, а если бы и забыл, не очень-то прилично было бы догонять меня криком с четвертого этажа: ведь я уже давно не школьник… Помню, однажды мы с моим лучшим другом Валериком сосчитали зачем-то количество шагов от дома до школы. Теперь я делаю меньше шагов: ноги у меня стали длиннее. Но путь продолжается дольше, потому что я уже не могу, как раньше, мчаться сломя голову. С возрастом люди вообще чуть-чуть замедляют шаги, и чем человек старше, тем меньше ему хочется торопиться… Я уже сказал, что часто по утрам иду вместе с ребятами дорогой моего детства. Я заглядываю в лица мальчишкам и девчонкам. Они удивляются: «Вы кого-нибудь потеряли?» А я и в самом деле потерял то, что уже невозможно найти, отыскать, но и забыть тоже невозможно: свои школьные годы. Впрочем, нет… Они не стали только воспоминанием — они живут во мне. Хотите, они заговорят?»
Сборник повестей даргинского писателя Магоме́да-Расу́ла пробудил во мне острое желание вновь мысленно вернуться в пору отрочества, юности. Значит, произведения эти обладают талантом «пробуждать», значит, проникают глубоко в сердце.
Помню, один западный журналист спросил: «А не слишком ли вы, советские писатели, романтизируете своих юных персонажей? И вообще, не приукрашиваете ли вы истоки, с которых начинается человеческая жизнь?» Я ответил: «А не приукрашивал ли эти истоки Виктор Гюго, посылая на баррикады Гавроша? А не идеализировал ли эти самые истоки Марк Твен, рассказав о Томе Сойере, энергия добра и справедливости которого неиссякаема, хоть и прикрыта чуть-чуть мальчишеской бравадой? А не идеализировал ли этот изначальный период бытия человеческого бессмертный Толстой, с горечью и восторгом поведав нам об отваге Пети Ростова? Нет, мы ничего не приукрашиваем! Мы просто хотим, чтобы наши дети, наше юношество верили рожденным летать, а не ползать, рожденным творить, а не разрушать, рожденным спасать, исцелять, а не убивать и душить!»
Магомед-Расул тоже ничего не приукрашивает — его повести посвящены сложным и даже драматичным событиям, но они одухотворены верой в добро и в его победу (неминуемую победу!) над злом.
Этой же верой была проникнута и книга писателя, изданная на русском языке, — повесть «Раненая ласточка». Меня, помнится, порадовало органичное сочетание неповторимого национального своеобразия со смелым вторжением в проблемы воспитания, волнующие каждого из нас. То же счастливое сочетание и в повестях, составляющих этот сборник…
Я сказал, что в произведениях Магомеда-Расула немало драматичного. И это закономерно: лишь в преодолении сложностей, трудностей и проявляется характер человека, проявляется мужество, способность перечеркнуть дурное в себе самом и подняться на вершины честности, благородства, самоотверженности.
Пожалуй, самое трудное в литературе — это воссоздание человеческих характеров. Мне чудится, право же, что юные и взрослые герои Магомеда-Расула — мои соседи по дому, хотя живут они «за горами, за долами», в дагестанских аулах и городах.
Читая повести, невольно вспоминаешь крылатую фразу о том, что «краткость — сестра таланта», и о том, что в подлинном произведении искусства словам должно быть тесно, а мыслям просторно. Уроженец знаменитого даргинского аула златокузнецов Кубачи́, Магомед-Расул семи лет от роду взял в руки резец гравера. Однако мастером-ювелиром он не стал. «С книгой и карандашом, — говорит писатель, — стал дружить больше, чем с резцом». Но потомственное мастерство художника-златокузнеца словно бы в крови у писателя. Труд ювелира требует выдержки, предельной выверенности каждого движения. Писатель стремится к такому именно мастерству… И многого достиг на этом пути!
Магомед-Расул после окончания Дагестанского педагогического института, вернувшись в родной аул, несколько лет учительствовал. А потом как бы соединил призвание учительское с призванием литературным: ведь и в книгах своих он остается педагогом!
Магомед-Расул закончил Высшие литературные курсы при Литературном институте имени М. Горького в Москве. Он занимался в семинаре, руководил которым большой мастер детской литературы и мой незабвенный друг Лев Кассиль. Ныне Магомед-Расул — главный редактор детского журнала «Соколенок», выходящего в Махачкале на пяти языках. Думаю, что эта благородная деятельность не мешает, а, наоборот, помогает его деятельности писательской.
О чем повести Магомеда-Расула? Не буду предварять ваше знакомство с героями даргинского писателя, которые, хоть и «литературные», но шагнули на книжные страницы из самой жизни. Скажу лишь: это знакомство будет интересным и очень полезным! Потому что все творчество писателя устремлено к одной высокой цели — он хочет помочь своим юным друзьям вырасти людьми рыцарски благородными, способными не только на высокие слова, но и на высокие поступки, на дела, достойные уважения.
М. Горький называл советскую детскую и юношескую литературу «великой державой». Называл и потому, что она высокогуманна, прогрессивна в самом истинном значении этих слов, и потому, что она издается огромными тиражами, и потому, что как бы вбирает в себя все без исключения жанры (прозу, поэзию, драматургию, приключения, фантастику). И еще потому, что это — многонациональная литература! И в многонациональной этой литературе ясно звучит талантливый голос даргинского писателя Магомеда-Расула!
Анатолий Алексин
Дикие груши
Бабушка подошла к спящему у окна внуку. Молча постояла возле кровати. Вчера, когда Ома́р приехал в аул, ей показалось, что он нездоров: бледность и одутловатость его лица напоминали ей подошедшее тесто. Разве таким должен быть ее внук?!
Сейчас, во сне, внук разрумянился, посвежел, и бабушка подумала про себя, как все-таки целебен горный воздух: только ночь прошла, а ребенка не узнать…
Муха, словно миниатюрный вертолет, деловито жужжа, сделала несколько кругов над головой спящего мальчика. Осторожным движением бабушка отогнала муху и вдруг почувствовала, как ей
