Артуром.
Он покачал головой.
— Мы серьезно ругаемся? Здесь?
— Ты начал это!
— Ты не отпустишь это, так ведь?
— Ты не позволишь мне сказать тебе правду!
— Ты просто пытаешься оттолкнуть меня из-за того, что я сделал!
— Ах! — я схватилась за волосы. — Ты невозможен!
Боль захлестнула меня, напомнив, что мой характер, возможно, хочет бороться, но мое тело определенно этого не делает.
Я рухнула на сиденье.
— Я не могу иметь с тобой дело прямо сейчас, — я не могу смотреть на него. Он всегда был таким разочарованным? Его всегда было так сложно убедить?
Да.
Так много раз мы цеплялись друг за друга и кричали, пока не были растерзаны встревоженными членами семьи. Мы ссорились из-за всего. Когда были моложе, наши битвы велись из-за таких глупых вещей, как воровство канцелярских принадлежностей и порча велосипедов. Когда мы были старше, речь шла о мазках помады на щеке от чертовых девок и невинных посланиях мне от мальчиков из моего класса.
Мы ревновали.
Мы были собственниками.
Мы были страстными, взрывными и поглощенными.
И это огненное пламя никогда не прекращалось, потому что мы никогда не уступали тому, что существовало между нами.
«Но теперь мы вместе. Разве не должно быть проще?»
Тишина была тяжелой и удушливой, когда наше перемирие затянулось.
Слезы навернулись мне на глаза. В голове ревело, мой желудок был пуст, и все, что я хотела сделать, это принять душ и избавиться от липкой крови и воспоминаний. Но я также хотела прояснить отношения между нами. Чтобы дать ему понять, что ему не нужно бояться.
Конечно!
Садясь ровнее, я настойчиво сказала:
— Все это время я этого не видела.
Он нахмурился.
— Чего не видела?
— Последние несколько недель я причиняла тебе боль тем, что не помнила нас, наше прошлое — все оставила позади. Когда ты повел меня на пляж, я знала, как сильно тебе нужно, чтобы я вспомнила, но в то же время ты надеялся, что я никогда не вспомню ту ночь...
Он попятился; его лицо опустилось.
— Мы должны ехать. Мы ходим по чертовым кругам.
Хлопнув дверью, он не услышал моего шепота:
— Все, что ты думаешь, что знаешь о той ночи, — ложь. Ты попал в тюрьму за ложь. И ты отталкиваешь меня из-за лжи.
«Как я могла быть таким глупой? Как он мог быть таким глупым?»
Артур думал, что я оставлю его. Неужели он действительно думал, что после травмы последних нескольких дней я не смогу вспомнить все в деталях? Если бы мне пришлось благодарить Рубикса за что-нибудь в моей жизни, то только за это. За то, что я преодолела панику, стыд и суровое горе, и он показал мне, что я достаточно сильна, чтобы встретить одно воспоминание, которое мой разум пытался стереть.
На горизонте звучали сирены, пробиваясь сквозь густой дым от горящего «Кинжала с розой». Я хотела увидеть, как дома превращаются в пыль. Я хотела посмеяться над символикой нового начала. Но это было невозможно из-за того, что комплекс был так близок к цивилизации, а я вся в крови. Будут заданы вопросы. Арестованы люди.
Артур был прав. Разговоры должны были подождать. А потом, ей-богу, я бы заставила его слушать, даже если бы мне пришлось ударить его по голове другой бейсбольной битой.
Стук в окно вскружил мне голову. Грассхоппер ухмыльнулся, помахал рукой и с грохотом улетел на своем байке.
За ним последовал поток мужчин в кожаных куртках, их мотоциклы взлетали вверх по грязи, как разъяренные жеребцы, несущиеся во тьме. Рев за ревом суперзаряженные двигатели разрушали тишину, превращая ночь в кошмар.
От звука меня охватил трепет. Мурлыканье мотоциклов меня больше не пугало. Это было мое наследие. Мой дом.
Садясь на водительское сиденье, Артур захлопнул дверь и вставил ключ, который дал ему Хоппер, в замок зажигания. Двигатель был настолько тихим, что после грохота мотоциклов казалось, что машина не заведена.
Из-за неразрешенной борьбы преобладали напряжение и неловкость.
Вместо того чтобы решить эту проблему и довести наши настроения до точки кипения, я тихо сказала:
— Я чувствую себя, как будто ты водитель такси.
Жесткость его спины немного смягчилась, когда Арт посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Он изогнул бровь.
— Почему?
— Когда мы вместе едем в машине, ты всегда впереди, а я сзади.
Я вспомнила тот день, когда он бросил меня в полноприводный автомобиль и помчался через город к гавани, чтобы продать меня. Тогда у нас тоже был большой спор. Казалось, единственный способ вселить в этого человека хоть какой-то смысл — это бороться с его упрямством.
Арт не сказал ни слова. Сцепив руки на руле, он выглядел так, словно молился о терпении… или облегчении боли.
Мое сердце сжалось от пустоты между нами.
— Я люблю тебя, Артур, — выдохнула я. — Что бы ни случилось, я надеюсь, ты всегда это помнишь.
Он вскинул голову вверх, из горла вырвался низкий стон. Он снова посмотрел в зеркало, его лицо исказилось от множества вещей. Его взгляд светился в мрачном салоне автомобиля, прежде чем он наклонился вперед и уперся лбом в руль.
— Ты убиваешь меня каждый раз, когда говоришь это, Лютик.
Боль в его голосе окутывала меня печальным плачущим туманом.
— О, Арт, — я не могла терпеть его боль. Несмотря на мое тело в синяках и смертельную головную боль, я откинула одеяло и обняла спинку его сиденья, поглаживая его плечи.
Он откинулся на спинку кресла, сжимаясь в моих объятиях. Его спина упиралась в бежевую кожу, и он тяжело вздохнул, когда мои руки сомкнулись на его груди, крепко сжимая его.
— Я скажу это один и только один раз, так что будь внимателен, — я поцеловала его в ухо. — Эта ночь не изменит моего отношения к тебе. Я даю тебе свое последнее обещание. Но я понимаю, что тебе нужно подождать, чтобы поговорить об этом.
Он замер.
— Ты... ты вспомнила?
Я обняла его сильнее.
— Я говорила тебе. Все вспомнила.
Он вывернулся из моих объятий и повернулся ко мне широко раскрытыми недоверчивыми глазами.
— Ты хочешь сказать, что помнишь, как я стрелял в твоих мать и отца в упор, но ты все еще любишь меня? — Арт покачал головой. — Ты сумасшедшая, а также страдаешь амнезией?
«Боже, дай мне терпение с этим человеком».
Я хотела
