меня в том, что ты движим добром, и что в тебе есть хотя бы крупица добра.
— Мне понадобятся твои усилия, чтобы построить мою статую.
— Скорее я убью себя.
— Скажи, почему ты до сих пор не сбежал?
— У меня не было возможности. Я бы уже давно сбежал от тебя.
— Я мог бы отпустить тебя. Мне на самом деле безразличны твои силы и все силы города. Вы все просто утоните в тех ордах, которые я нашлю на вас, не напрягая чрезмерно своих сил.
— Но никакая армия не поставит нас на колени.
— Однако люди в городе уже ждут наступления нового мира. Ждут, стоя на коленях.
— Как унизительно…
— Нет, в этом нет ничего унизительного. Эти люди все ещё живы, Стратоник, они там, в домах, сжигают последние дрова, чтобы согреться ещё немного в ожидании грядущих морозов.
Стратоник представил себе ледяные трупы, покрытые инеем скульптуры из плоти и крови.
— К чему мне спасать их… — вдруг сказал он.
— Что? — Люций изумился.
— Зачем мне эти люди?
— Разве эти люди не есть твой город, который ты стремишься спасти? — удивление Люция расцвело, заставив его видеть кого-то другого перед собой в этот момент.
— Мой город, это культура, — взгляд префекта ушел в темноту, — Сломленные люди не представляют собой культуры, но только лишь груду искалеченных душ. Не важно, пали они от своей ли слабости или от того, что ты надломил их, дав им образ, перевесивший все те усилия, что составляли их жизнь. Уже и это не важно. Костры погасли. Звезды потухли.
— Так может говорить только человек в глубоком отчаянии.
— Ты не увидишь, как я сломаюсь и стану таким же, — воскликнул Стратоник, — Мой город имеет сердце. И это сердце пока ещё пылает. И ты его не получишь!
— Да, — заулыбался Люций, — этот настрой куда лучше! Так что же ты скажешь о тех людях?
— Мне действительно нечего сказать тебе о них. Но если я останусь жив по окончанию этой войны, то я сделаю все, чтобы сохранить их жизни.
— Пожалуй, это все, что мне хотелось от тебя услышать.
— Ты растворяешь разговор в пустоте, — бросил Стратоник, снимая с себя плащ и направляясь к кровати.
Тем временем Люций направился к выходу.
— Ты сегодня поднял мне настроение, и чтобы сохранить эту искру внутри я вынужден удалиться. Быть может, завтра мы с тобой направимся в низины…
После этих слов демон удалился.
Стратоник достал из-под плаща меч и положил на кровать.
"Быть может завтра я прикончу тебя."
Дождавшись абсолютной тишины, Стратоник схватился руками за голову, сжав свои волосы в них и пал на колени.
"Что я сказал ему?"
За спиной послышался женский голос:
— Префект?
— Табия?
Развернувшись, Стратоник видел, как в черноте огонь расписывает небрежно черты девушки. Лицо нежно застывало в терпеливом спокойствии. Прочел затаившийся интерес и подошел.
— Он тебя не заметил?
— Возможно не хотел замечать.
Заледеневшее время, облитое вишневой патокой желаний, взрывает свой ритм, создавая заторможенное ускорение.
Через несколько часов наступило утро, и этого не было видно через толщу гигантских камней, составивших массивы стены.
Поднимаясь в полной темноте, Стратоник наощупь находит свечу и зажигает её единственной искрой, подносит её к постели, где лежит Табия, изогнувшись в изящном положении, словно нарочно; одеяло наполовину свисало, едва прикрывая талию.
"Не так уж и плох этот плен."
Больше свечей.
На столе лежали самые разные свитки, различные свитки, в которых отражается жизнь цитадели перед её штурмом, различные сообщения, указания и приказы, списки, кроме того, трактаты и карты, планы. По всему этому разношерстному полотну бегали мимолетно очищенные разумом светлые глаза, собирая сведения.
Днями и ночами, Стратоник изучал все то, до чего мог дотянуться. В общение с прислугой он не вступал, но было ясно, что он пытается освоиться, собрав как можно больше знаний.
— К чему это все? — сквозь тающий сон донеслись слова Табии.
— Без науки я схожу с ума, — не отрываясь бросил человек.
— Какая наука в горах этих записей?
— Мне важно знать, как мыслят люди. Я могу понять их по этим записям.
— И что же… ты понял о них?
— Скажи лучше, к чему тебе об этом спрашивать? — Стратоник повернул лицо, одним глазом оглянувшись.
— Ты думаешь, что сможешь сбежать отсюда?
Табия просыпалась. Она встала и стала одевать столу без каких-либо стеснений.
— Я нахожусь в своем городе и всегда должен делать что-либо для его сохранения и защиты…
— Как скучно.
— Прикосновения к этой теме портят твоё чарующее обаяние.
Она улыбнулась и, опустив голову, приглушенно ответила:
— Спасибо.
— Все это не важно. Мне было хорошо.
Стратоник поднялся и одел плащ, чтобы затем выйти из комнаты, оставляя Табию наедине с её нарастающим чувством открывающейся под ней бездны.
Вдруг она вспомнила переливчатую заманивающую мелодию, которую слушала, когда грезила о пути на север, о шатре генерала и безмятежных садах, и ей стало так смешно.
_____
В самом верхнем зале сидел Люций, затылком прислонившись к краю окна.
Демон смотрел в западную сторону и медленно погружался в свои собственные мысли, пока не начал следить за ними. Глаза видели лишь переливающийся молочно-пепельный туман, в котором извивались волнами переливчатые серые черви и белёсые пруды. Где-то в этом болоте движений белели растянутые окна, за ними свет уже имел слишком большое значение. Мысли текли, и вот он уже видел эти мысли, как они змеями ползут в темноту, сбрасывая кожу, меняя цвета от желтого к красному, затем к фиолетовому, синему, зелёному, затем сворачиваются в кольца и клубки, из которых лезут новые. И вот он стал их пресекать. Душить, резать на корню.
И не стало мыслей.
Но дальше не дано было пройти.
И явился один красный глаз, горящий бордовым лучом света.
В страхе Люций отринул видение…
"Пока ты боишься, ты не сможешь пойти на спасительный свет твоего божества, которое освободит тебя."
Темнота вновь сгустилась, глаза закрылись от неё.
"Знаю…"
Спустя какое-то время в залу ворвался один из прислужников в облике юноши в тунике, завязанной на одно плечо.
— Мой лорд! — лик его был картиной тревоги, в которой Люций увидел все детали изменения хода сражения.
— Да? — тревога эта передалась мрачной молнией по лицу демона.
— Войска людей перешли в наступление!
Глава III. Камнепад в руинах
Шум.
Сизое утро.
Прерывистый скрип смертоносных механизмов наполнял воздух напряжением.
Спины прилегали к поверхностям.
Там за кирпичами была только серая пустыня. Груды переломанных камней, как горы высились, среди которых вздымались из моря руин мысы одиноких стен.
Работа
