к нему.
Люций медленно блуждал по самым нижним этажам, спускаясь по той или иной узкой винтовой лестнице.
Здесь было тихо. Вся живность перебралась наверх, оставив без обслуживания большие внутренние пространства. В воздухе теперь стало пахнуть серой и гарью. И даже крылатые твари не ползали по потолку, даже крысы ушли отсюда.
Злой дух чувствовался. Уже почти кожей можно было ощущать его присутствие.
Мысли текли лучше.
Временами Люций мог узнать неведомую руку своего господина, будто гладящую его по спине. Странное покровительство почти что можно было узреть. Господин был невидим, но был рядом, и он был больше, чем все эти залы.
Во время успокаивающей прогулки мысли стекались во внутреннюю душевную даль.
Люций думал о Стратонике. Любого человека или не человека мог он самыми разными приёмами покорить, создать в его голове образ бога, беспредельного владыки. Ужасом ли, благом ли, болью, надеждой. Но Стратоником не способен он был завладеть. Мог его сокрушить, испепелить болью его душу, но получил бы лишь мешок с переломанными костями, полный ненависти.
"Как это было бы не изящно…"
Ему хотелось силой одного лишь разума в нетронутом виде завладеть умом этого человека. Потому что тот отражал силу этой короткой эпохи. И пусть считанные месяцы или даже недели остались до полного захвата города и вместе с тем падения последнего оплота сопротивления людей в этом мире, Люцию нужно было владеть этим миром в будущие времена, а для этого требовалось сохранить часть человеческой расы.
Можно было бы управлять через страх. Продолжать и дальше вешать, распинать многие тысячи жителей.
"Я мог бы возвысить их всех… вдоль дорог."
Мерные шаги вдруг стали слышны. Волна их отзвука расходилась по субстанциям черноты.
Встав ненадолго, Люций словил кожей ощущение темноты, а потом побрел дальше.
"Тупое истребление, это не победа. Это жалкое убийство. Наша победа будет одержана лишь тогда, когда мы разломаем в дребезги все их смыслы, все их надежды. Их взгляд сейчас устремлен в небо, как шпиль башни. Мы обломаем его, обратим в землю, воткнем в глину, они припадут главами к камням, лицами будут месить грязь, почитая нашего господина. Такой победы я хочу. Желаю покорения умов людей, их воображения. Они примут нашу веру! Я заберу все их души с собой!"
Где-то вдали появился мерцающий огонек. В другом зале, зелёная искра то исчезала, то появлялась, медленно двигаясь в сторону.
"Быть может Табия права, когда говорит, что только благами можно покорить умы людей. Это не древние дикари. Не те животные, какие когда-то бродили здесь стаями, истребляя друг друга. Это жители города. Они славятся тем, что могут создавать блага. В этом суть города. В обилии его благ, сила его в сокровищах, что он порождает. Да. Можно было бы всех запугать. Но что это… я не заполучу людей, а лишь их бледные тени, их тела станут вялыми, их воля сотрется в пыль и развеется. Мне нужна сила людей! Мне нужна в подчинении раса, а не грязь!"
Огонек засиял ярче и стал двигаться в другую сторону.
"Господин играется со мной?"
Люций повернулся к одной из лестниц и быстро взбежал по ней на верхний этаж, далее его путь вел наверх по длинным тесным коридорам и ступеням.
"Я уже вижу стройные ряды, полные силы воли."
Метнувшись в пристройку, он стал быстро подниматься по её узким крутым лесенкам.
"Но что же мои твари? Чем они станут после этой войны? Неужели я их отпущу на волю? Псы войны, рожденные только для того, чтобы быть единожды спущенными с цепи."
Остановился на мгновение в коридоре, рядом с бойницей, за которой пролетела крупная стая ворон с громким карканьем.
"Почему Табия так злиться, смотря на мои попытки? Неужели её хоть сколько-нибудь колышет игра с этим человеком? Нет. Просто её бесит уже все. Она также больна, как и я. Мы оба больны. Только Элой, проказник, выглядит бодрым. Но только сейчас. Сколько пройдет времени, прежде чем он начнет срываться? Что он сделает? Упадет со скалы? Скормит себя тварям? Где сейчас все наши друзья?"
Дойдя до покоев, где жил Стратоник, Люций не обнаружил его там, но не предал этому значения, потому как дозволял неопределённость местонахождения своего пленника. Цитадель была огромной. Внутри неё легко можно было потеряться.
"Что ж… этот человек крепок, подобно камню. Но что может сдвинуть камень. Сильнее всех камней всегда была река. Но что это будет за река."
Образы выстроились в цепь и сверкнули молнией разума.
Камень.
Река.
Вода.
Дерево.
Водяная мельница.
"Да, это оно!"
Но в этот момент вошел сам Стратоник:
— Ты ожидал меня здесь?
— Ты был в городе? — спросил Люций, видя на человеке плащ.
— Прогулки нужны мне, чтобы не сойти с ума, даже если за пределами этих залов одни лишь руины.
— Верно. Но что же ты будешь делать в ближайшее время?
— Не могу знать. У тебя есть идеи?
— Да. Почему бы тебе не стать префектом города?
Мрачная молния сверкнула веной на лбу человека.
— Какого города?
— Мой город, — в голосе Люция явилась толика гордости, — после войны будет нуждаться в восстановлении.
— Эти руины своим градом зовешь? — с грустью произнес Стратоник, — не думал я, что тебя хоть на миг осенит мысль о цветении городов. К чему тебе это? Пустошь, вот твоё царство. Люди тебе ни к чему. Ты сожрешь все, что здесь есть. Я уже вижу твою колоссальную статую здесь, на площади, размером во весь центральный район. Слова на ней о твоем величии. И ни души… ни единой души вокруг, — немного погодя, посмотрев Люцию в глаза, добавил, — во всем мире.
— Ты не прав, — сказал Люций, — это…
— О нет, я прав, — Стратоник прервал его, — Ты играешься, к чему это мне? Ты лишь печалишь меня. Ты позволяешь это себе только потому, что я не могу достать меч и разрубить тебя, а я так хотел бы это сделать. Пустыня твое царство. Воцарись в абсолютной пустыни, при мысли о которой, даже самая крепкая воля превращается в прах, который пророки стряхнут с пят своих, покидая наш город.
— Возможно ты прав. А если ты прав, что ты будешь делать?
— Умру в попытке тебе остановить! — возвысил голос человек, ударяя им об своды огромных покоев.
— Умрешь! — Люций залился злобным смехом.
— Как ужасен твой смех… — ухмыльнулся Стратоник, — все твои злодейства я в нем слышу, все загубленные тобою души. Как ты ужасен. Ты поразительно ужасен!
— Хватит ласкать мой слух, — Люций успокоился.
— Тебе не удастся убедить
