до уха всего лишь, остались торчать неровные, смешные рыжие прядки.
Ветер подхватил волосы, словно медные длинные нити, закружил вокруг Амаранта. Он выставил в сторону руку и пряди вмиг сплелись в крепкий огненный хлыст. Оглядев который, оглушительно щёлкнув им в воздухе, Амарант рассмеялся и исчез, оставляя на своём месте будто бы ледяную арку.
Арюшка, немного подумав, подошла к ней, на какое-то время, позабыв скорбь о своей косе, протянула руку и коснулась, словно стылой воды.
Догадавшись же, что это и есть «мост», зажмурившись, ступила вперёд, чувствуя, будто бросается в омут с головой.
И когда прошла, арка с мелодичным звоном рассыпалась за её спиной, обратившись в хрустальную пыль.
ГЛАВА 23. В цепях, но не воля
Тот же лес, те же деревья, всё такой же догорающий костёр, а что-то изменилось вокруг. Или в ней самой…
Арюшка огляделась.
Пёс подбежал к ней и стал оглушительно лаять, разгоняя по лесу эхо словно стаю оголтелых птиц.
— Тише ты, — пыталась она его успокоить, отчего-то опасаясь учинённого им шума, — тише, пожалуйста.
Но пёс будто увидел кого-то за густой стеной оголённых ветвей кустарника и внезапно понёсся туда, не слушая просьб хозяйки вернуться к ней.
Аря побежала за ним, утопая в снегу по колено, но спустя, казалось бы, несколько шагов, вдруг поняла, что не знает, где находится.
Не могла она успеть отойти слишком далеко от дома, но всё ей казалось теперь незнакомым. Будто не несколько метров она пробежала, а ветер колдовской подхватил и перенёс её на многие мили вперёд.
Отсюда даже заметнее была великая гора.
Аря громко засвистела, подзывая пса.
Но явился ей вовсе не он…
«Не любим мы свит».
«Или любим!»
«Нет, не так, сами любим свистеть».
«Поиграй с нами, дева, поиграй!»
Голоса тонкие и певучие звучали со всех сторон и из под снега, как из распускающихся гигантских бутонов роз начали появляться существа тонкие, но напоминающие людей. С волосами до пят прозрачными, горящими, словно звёзды глазами, бледно-голубой кожей и талией, что обхватить можно всего лишь пальцами обеих рук. Ниже ростом, чем Арюшка, легче, чем снег, не оставляя на покрове его следов, но взмахами рук поднимая метель, закружились они вокруг, звонко смеясь.
«Смотрели мы, как плачешь ты».
«Нельзя слёзы лить зимой!»
«А кто постоянно весну зовёт? Почему люди зиму не любят?»
«А мы зимние духи, пробуждаемся лишь в снегах».
«Поиграй же с нами! Люди зиму делают страшной, скучно нам».
«Сами люди делают зиму тяжёлой, тёмной и грустной. Больно нам».
«Было бы праздников больше, устраивай вы пиры, да зажигайте больше огней, не злись бы мы».
«Совсем бы не злились».
У Ари кругом пошла голова и она, совсем выбившись из сил, наглотавшись снега да морозного воздуха, рухнула наземь и приготовилась ждать, что будет дальше.
Просто ждать.
К счастью рассвет наступил для неё внезапно и с первым его отблеском света духи исчезли.
Аря подобралась к ближайшему дереву, ища в нём опоры и защиты от ветра, и устроилась там. В этот момент, зная точно лишь одно — ей нельзя засыпать, как бы ни хотелось.
От холода ломило кости, дыхание становилось прерывистым и частым, клубочков пара, что вырывались из губ, почти не было заметно. Словно дыхание Арюшки тоже стало холодным.
Всюду снег, горы снега, деревья так красивы… Не ветви — белое кружево. Нет никаких других цветов кроме сплошной белизны. Словно всё вокруг превратилось в свет, чистый свет и тишину.
Так странно… Почему когда падает снег, когда укрывает всё вокруг своей чистотой, становится так тихо?
Ни шелеста птичьих крыльев, ни волчьего воя вдали, ни чьих-то шагов, ни копошения зверьков в норах под корнями деревьев, ничего.
Арюшка одна.
Она сидела, прислонившись спиной к такому же облепленному снегом дереву, как и все вокруг. Если поднимется, оставит отпечаток своей спины на широком стволе. Будто на самом деле прислонилась к сугробу.
В волосах, что спали ей на лоб, сверкали крупные, острые снежинки. На длинных ресницах сизый иней. На губах синева…
Подтянув к себе коленки, обняв их, она уже даже не дрожала.
Глаза закрывались, сон так манил в свои тёплые, ласковые объятия, обещая покой и долгожданный отдых…
И Арюшка не могла больше не поддаваться ему. Но всё ещё могла позвать, пусть и прерывистым шёпотом. Позвать на помощь. Почему-то впервые не брата, как было привычно ей, и даже не богов, которые и без того наверняка за ней наблюдали, а Аркана. И позвала она его так, словно он и правда мог слышать её…
— Спаси меня, Кан! Мой… — она закрыла глаза, тело её обмякло, последняя крупная снежинка опустилась Аре на лоб. — Мой Аркан…
И где-то далеко-далеко, где волны разбивались о скалы, в одной из пещер, прикованный тяжёлой цепью к камню, услышал её зверь.
Порыв ледяного ветра взъерошил шкуру, принёс запах зимнего леса. Будто знакомый ему, хотя отсюда до лесов идти долгие мили. Здесь море, скалы, широкие каменные берега. Отсюда ведьма, о, зверь помнил эту ведьму! Улыбаясь победоносно, уплыла на корабле за сливающийся с небом горизонт. Ведь что ей, вольной, до медведя-колдуна? Что ей до проклятого, которого никогда никто уже не отыщет здесь?
Он не спасётся. А она не замарает свои руки в его крови. Будет уже далеко и даже не узнает дня его гибели.
От этих мыслей, или же скорее осознания, ведь не мыслят звери так же, как люди, медведь взревел. Но очередной порыв ветра донёс до него чей-то слабый голос…
«Кан. Спаси меня. Мой».
И зверь замолк. А затем что есть силы, натянул цепи и рванулся к краю пещеры. Пусть и знал, что даже если освободится, добраться вовремя до Арюшки не сможет.
Арюшка…
Да, точно, так её звали!
Он попытался выкрикнуть её имя, но эхо вдали вторило ему звериным рёвом.
Цепи треснули. Медведь рухнул без сил.
Как жаль, что шкуру эту ему уже не
