class="p1">В отличие от ученических душевых, разделенных по половому признаку, у тренеров помывочная была общая, но закрывающаяся на замок, который в последние дни почему-то начал постоянно заедать. На сей раз он никак не хотел закрываться, и Володя, плюнув на незапертую дверь, залез под воду в надежде, что за несколько минут никто к нему не сунется. Или уж, в конце концов, сообразит предварительно постучаться.
Он едва смыл мыло, как действительно раздался стук, и Гриневич гаркнул:
— Занято!
И услышал в ответ:
— Это Качарин!
— Я сейчас! — предупредил Володя, наспех обтираясь полотенцем и натягивая одежду.
Учитель труда стоял у двери, прижимая к себе чемоданчик с инструментами.
— Я замок починить, опять ведь не работает. — Качарин похлопал ладонью по чемоданчику.
— Это хорошо, — одобрил Гриневич и принялся причесывать влажные волосы, попутно наблюдая за манипуляциями трудовика.
Манипуляции эти были ловкими и по-своему красивыми. У Володи руки тоже росли не из воздуха, но вот так он не умел. Впрочем, он многое чего не умел делать по-настоящему мастерски, в том числе изображать из себя ухажера.
— Владимир Николаевич, вы меня, конечно, извините, что вмешиваюсь, я это вообще-то не люблю, — проговорил Качарин, не отрываясь от работы, — но Елизавета Максимовна — девушка приличная. Мне так кажется…
— А что Елизавета Максимовна? — напрягся Гриневич.
— Слушок по школе пошел… Ясно, у кого язык у нас самый длинный… Так вы предупредите девушку… надо ж понятие иметь, с кем откровенничать. Хотя люди вы молодые, семьями не обремененные… право имеете. — Качарин перестал шерудить в замке, обернулся, посмотрел на Володю в упор. — По крайней мере Елизавета Максимовна точно право имеет. А вы, как знаете.
— Ну да… — пробормотал Володя и добавил: — Я, пожалуй, пойду. Вы уж тут сами…
— Сам, сам… — кивнул Качарин и вновь сосредоточился на замке.
До кабинета русского языка и литературы ходу было несколько секунд, но Володя затратил несколько минут. Не шел, а плелся, словно тащил тяжелый камень. Камень действительно ощущался очень явственно и давил на то самое место, где вроде бы находится душа.
Лиза была в кабинете одна — сидела за столом и проверяла тетради.
— Привет, — сказал Гриневич.
— Добрый день, — откликнулась Саранцева, захлопнула тетрадь, поправила очочки и уставилась выжидательно.
От ее взгляда сквозь прямоугольные стеклышки в тонкой строгой оправе камень шевельнулся и еще больше навалился на душу.
«Вот ведь влип», — тоскливо подумал Гриневич.
— Терзаетесь? — осведомилась Саранцева таким тоном, каким обычно спрашивают: «Что, опять урок не выучили?»
Володя хотел хмыкнуть, выдать нечто эдакое, с налетом разухабистости, чтобы не воображала, но не хмыкнул и не выдал, а просто сказал:
— Терзаюсь.
— Напрасно. — Она сдвинула очочки на кончик носа и вновь водрузила их на переносицу. — Мы с вами не делаем ничего предосудительного. Можно даже сказать, мы с вами помогаем полиции.
— Это как же?
— Не позволяем пойти по ложному следу, — веско изрекла Лиза, и Володе вдруг стало смешно.
Ну и помощники, особенно эта пигалица! И какая серьезная — прямо-таки вся при исполнении. Наверное, думает, что меня завтра на расстрел поведут, и единственное спасение — ее высокий подвиг.
А что в принципе он, Владимир Гриневич, совершил преступного? Оказался в ненужное время в ненужном месте? Па-адумаешь! Мало ли кто, когда и где оказывается? А если кто-то чего-то подозревает, пусть доказывает. Это он вчера растерялся и, по большому счету, перепугался. А сегодня уже ничего… Сегодня он уже понимает, что случайности просто так к делу не пришьешь. Даже при известных усилиях наших известных всем правоохранительных органов.
— Лиза, я вчера дал слабину. А вы с Зоей как раз силу проявили. В том смысле, — он оглядел изящную, но не тощую фигурку, крепенькую грудку, узкие, но тем не менее округлые плечики, — что силу душевную.
— Духовную, — поправила учительница русского языка и литературы.
— Да какая разница! Что равный счет, что ничья — одно и то же, — отмахнулся учитель физкультуры.
— В вашем случае разница существенная. Это вы считаете, будто ни в чем не виноваты. А полиция может считать совершенно иначе. И крепко ошибаться. И вместо того, чтобы искать настоящего преступника, начнет искать доказательства против вас. И вообще, слово не воробей… Особенно применительно к Капитолине Кондратьевне. Я это уже почувствовала, когда в учительскую заходила.
— Я тоже почувствовал, — признался Володя. — И даже вполне конкретно услышал… от Качарина. Он мне вот так прямо и сказал.
— Да-а?! — удивилась Саранцева, и Володя ее удивление прекрасно понял. Уж коли не слишком общительный, редко покидающий свое обиталище учитель труда в курсе, то стоит ли обольщаться по поводу других? — В общем, так, — по-деловому продолжила Лиза. — Мне всякие пересуды безразличны. Я опускаться до них не собираюсь!
Она мотнула головой, легкая челка на гладком лбу вздыбилась, круглые губки сложились в крепкий узелок, и Володя вновь все понял. Приличная девушка Елизавета Максимовна снова геройствует. Вовсе не безразличны ей пересуды, чувствует она себя неловко, но от роли влюбленной барышни не откажется — потому как это будет слабостью, а хочется, чтобы все видели, насколько она сильная.
— Ладно, — сдался Гриневич. — Тогда возвращаемся к прежней схеме. Вы вроде бы в меня влюбились, а я будто бы за вами стал ухаживать.
— Можете не отвечать мне взаимностью.
Прозвучало это с достоинством, но вполне уловимой обидой.
— Могу. Но все же отвечу, — тоже с достоинством, но вполне уловимой усмешкой сказал Володя. — И начну с того, что перейду с вами на «ты» и после занятий довезу до дома.
— Я живу рядом со школой, — напомнила Лиза.
— Тогда провожу пешком. У тебя когда уроки заканчиваются?
— Еще две пары.
— Без меня не уходи, — предупредил Гриневич.
— Хорошо. Без вас… то есть без тебя… не уйду.
Она действительно его дождалась, они вместе вышли из школы и направились к ее дому. Эдакая милая парочка, которая не знала, о чем друг с другом в данном случае говорить, и потому всю дорогу шествовала молчком. Около подъезда они задержались, потому что надо было как-то попрощаться — не для публики, конечно, а для приличия, — и перемолвились парой слов на тему, у кого какое завтра расписание, дабы, не слишком обременяя друг друга, продолжить игру в провожания.
Напоследок Володя вознамерился по-джентльменски открыть перед дамой дверь, но его опередил другой джентльмен — Валера Мухин, который распахнул дверь изнутри и, придерживая ее ногой, пропустил на улицу Лину Томашевскую. При виде преподавателей Валера едва заметно усмехнулся, а Лина повела идеально очерченными бровями.
— Здрасьте, — сказали ученики и под ручку двинулись в глубь двора.
— Ну вот, теперь и дети заинтересуются, — сделала вывод Лиза.
— Да какие они дети! — произнес Володя. — Такие дети любому
