пожала плечами.
Как было правильно поступить в сложившейся ситуации, я не знала. Когда передала маме все, что сказал мне Андрей, она просто кивнула. Дала свое согласие, не открывая рта, и вышла из комнаты. Я же осталась сидеть одна на старом диване с разъедающим душу чувством вины.
Нужно было позвонить, но пальцы не слушались. Слезы застилали глаза, а мир стал таким тусклым. Почти черно-белым.
Как только мы озвучили ответ, девочек перевели в частную клинику, а на номер маминого счета упала приличная сумма денег.
Как я себя при этом чувствовала? Отвратительно. Мы в прямом смысле продались. Испугались последствий, травли, жестких методов, всего разом.
Я передвигалась по дому как сомнамбула, почти ничего не ела. Аппетит пропал напрочь. Леська заезжала пару раз, пыталась как-то поддержать. Она знала всю ситуацию только со слов Ярика, а мне не хотелось посвящать ее в свои душевные терзания. Хотелось просто побыть одной.
Андрею за все это время я позвонила единожды, когда озвучила наше согласие. После заблокировала его номер телефона.
Знаю, что лично он не был в чем-либо виноват, но ситуация давила на меня с такой силой, что взять себя в руки я просто не могла.
– Мы сделали все, как они хотели, – леденящий внутренности голос вырвал меня из размышлений.
Мама вернулась в кухню, со скрежетом выдвинула стул, присела и положила руки на стол.
– Больше мы не имеем с этой семьей ничего общего. Я скажу один раз, дочка. Возможно, это будет выглядеть как ультиматум, но я не хочу видеть этого человека в своем доме. Я не хочу видеть его рядом с тобой. Ты меня понимаешь?
– Понимаю, – сжимаю в кулак краешек полотенца и боюсь взглянуть ей в глаза. После случившегося мама сильно изменилась.
– Хорошо. Забери от него все вещи и вернись домой. Сейчас я ставлю тебя перед выбором. Либо мы, либо он.
– Мам, Андрей…
– Он сын своего отца, моя девочка. Не забывай об этом. Ты поедешь в больницу?
– Да, сейчас соберусь.
В палате прохладно. Лена сидит на кровати, Катю увезли на процедуры. Мама что-то долго объясняет сестре, успокаивает, гладит ее по спине.
Я же стою у окна и не знаю, куда себя деть. Почему-то я чувствую свою вину в случившемся. Я стала камнем преткновения.
Обняв Лену, выхожу в коридор и медленно бреду за кофе.
Знаю, что в палату больше не вернусь. Не могу. Как только выхожу в коридор, к горлу подступает тошнота. То, что мы сделали, ужасно. Но разве у нас был выбор? Конечно же, был. Но разве теперь это имеет значение?
Спускаюсь по ступенькам и достаю телефон, чтобы вызвать такси.
Я еду к Андрею, потому что хочу поставить точку. А внутри сгораю от желания его увидеть. Почувствовать его объятия. Тепло губ…
Таксист не замолкая рассказывает какие-то истории, но все они превращаются в фоновый шум. Голова раскалывается уже вторые сутки, но я ни разу не ела таблетки. Все банально, это реакция моей психики. Я испытываю эту боль, потому что хочу себя наказать. Наказать за то, в чем не виновата.
Долго не решаюсь нажать кнопку на домофоне, а когда это делаю, жду почти минуту. Андрей открывает мне без всяких вопросов. На камере видно, кто к нему пришел.
В лифте меня окутывает паника. Что я скажу? О чем мы будем говорить? Как мне себя вести?
– Привет, – нерешительно выхожу на площадку.
Андрей стоит на лестничной клетке, подпирая стену плечом. Руки в карманах, на голове беспорядок. Небритый. Лицо словно осунулось, и его черты стали более резкими.
– Привет, – он отталкивается от стены и делает шаг в сторону. Пропускает меня в квартиру.
Когда дверь за нами захлопывается, я хочу резко обернуться и крепко его обнять.
Очень хочу, но вместо этого просто снимаю обувь. Расстегиваю куртку и вешаю ее на плечики.
– Кофе будешь?
Его вопрос звучит отстраненно. И голос у него другой, охрипший.
– Буду.
Андрей уходит на кухню, а я еще несколько секунд стою перед ростовым зеркалом. Смотрю на свое отражение.
Меня колотит, сердце протестует. Я не хочу делать того, зачем пришла, но и будущего с ним больше не вижу.
Эта трагедия навсегда останется между нами. Она в буквальном смысле разделила наши жизни на до и после.
– Я тебе звонил, – он говорит это, даже не оборачиваясь. Чувствует мое присутствие за своей спиной, едва я вошла на кухню.
– Я тебя заблокировала. Прости, – облизываю губы и сажусь на стул. Скольжу пальцами по шее, перекидывая волосы на левое плечо. Взгляд сам ненароком прилипает к мужской спине.
– Понял.
Андрей ставит передо мной чашку и садится напротив.
Замечаю пару пустых бутылок на полу у холодильника и поджимаю губы.
– Нам нужно поговорить, – сглатываю вставший в голе ком и впервые за время, что я здесь, смотрю ему в глаза.
То, что я там вижу, убивает меня окончательно. Боль снова парализует конечности. Хочется кричать. Рыдать навзрыд, потому что ему тоже больно. Потому что он все прекрасно понимает.
Мелкая дрожь охватывает тело. Я не могу пошевелиться. Сижу и смотрю в его глаза.
Наш визуальный контакт затягивается на долгие минуты, за которые по моим щекам начинают течь слезы.
«Прости меня. Я так хочу, чтобы все было как раньше, слышишь?»
Но мои слова остаются лишь в голове.
На деле же я продолжаю просто сидеть, впиваясь в уже побелевшую кожу на руке ногтями.
– Не плачь, – Андрей протягивает мне салфетку, нарушая нашу тишину первым. – Все это было ожидаемо.
Комнату сотрясает телефонный звонок. Андрей косится на моргающий экран и подносит смартфон к уху.
– Что? – он отводит взгляд, кивает и медленно опускает руку.
– Андрей…
– Славик умер, пять минут назад. В себя так и не пришел.
14
Андрей
– Что же теперь делать, Володя, что нам делать?
Мамин голос звучит глухо, но отчего-то еще сильнее режет слух. Она стоит у окна, на светлые волосы наброшен полупрозрачный черный платок. На лице ни грамма косметики.
Отец нерешительно стискивает ее подрагивающие плечи. Молчит. Не думаю, что ему есть что ответить на ее вопрос.
В доме уже как три дня воцарилась гнетущая тишина. Она не дает вздохнуть. Безжалостно рвет легкие на куски.
Прикрываю глаза, проваливаясь в какой-то сон, что граничит с реальностью. Вереница слов,
