монахиня, Дракула, тюремщик и обычный парень в маске. Наверное, стоило договориться о какой-то общей концепции для пятерых, но у них было слишком мало времени даже для того, чтобы найти эти костюмы. К тому же все они были теми еще индивидуалистами.
Праздник начался сразу за порогом отеля, когда их подхватило течение толпы. Они двигались в пестром, неотвратимом водовороте поющих и танцующих людей. В начинающем теплеть мартовском воздухе мешались французские, немецкие, английские слова; детские, взрослые и скрипучие от старости голоса. Ева ухватилась за рукав Густаво, тот держался за свитер Карлоса, а Анна-Мария с Пьетро шли прямо за ними, чтобы человеческая река не разъединила их. Они подпевали нескольким песням сразу, даже не зная слов, отбивая ритм каблуками туфель и ботинок по мостовой.
– Только давайте держаться вместе, – прокричал Густаво, – не хочу вас тут потерять, потом сложно будет найтись.
Толпа привела их на площадь, где соединялись рукава улиц и ручейки переулков, сливаясь в общий поток. Прибывающие останавливались у дороги, отведенной для процессии музыкантов. К общему гулу голосов добавился шум фонтанов и колоколов, отмечающих ход времени.
– Как же здесь громко, – невольно поморщился Пьетро, крепче сжимая руку Анны-Марии, что не укрылось от внимания остальных.
– А мне нравится звучание труб, – пожала плечами та, вставая на цыпочки, чтобы получше разглядеть музыкантов.
– Не знаю почему, но это так по-швейцарски, – улыбнулся Карлос. Его обычно бледное лицо раскраснелось, он выглядел непривычно легким, будто решил на некоторое время снова стать ребенком. Ева обратила внимание на то, как ему это шло.
По расчищенной дороге чеканным, почти военным шагом шли все новые и новые оркестры, состоящие из духовых инструментов. Им вторили канонады барабанного стука. Люди приветствовали их радостными криками, бросали в воздух головные уборы и горсти разноцветных конфетти, сажали детей на плечи, чтобы те не пропустили ни мгновения праздника. Грохот литавр разгонял тяжелые мысли, как царь зверей распугивает зебр. Проехал огромный кортеж с наряженными солдатиками детьми, вызвав бурю аплодисментов и улюлюканий.
Но больше всего поражали костюмы: в этот день в Берне смешивались разные эпохи, культуры, мифы, сказки и реальность. Ева с восхищением рассматривала идущих рядом эльфов с длинными прозрачными ушами, молоденьких монахинь в коротких черных рясах («Salut la soeur!»56 – хором сказали они, проходя мимо), скелетов с выступающими наружу костями, зеленых лесных троллей с налипшими к телу листьями, гномов с бородой до пола. Она видела даже женщину в фиолетовом костюме винограда и мужчину, оседлавшего надувной унитаз. Сегодня все вовсю пользовались возможностью проявить свою фантазию, поделиться ею с другими, как горстью конфет. Все люди излучали веселье, простую и незамутненную гедонистическую радость жизни.
– Никогда бы не подумала, что швейцарские немцы умеют так веселиться, – смеялась она.
– Это все стереотипы, – сказал Густаво, – они те еще весельчаки, уж получше пижонов-французов.
Они шли по улицам, едва поспевая друг за другом, под ногами шуршали мерцающие океаны конфетти, участники карнавала отдавливали ноги, наступали на пятки, и все сложнее было прокладывать себе путь через толпу. Их стискивали с обеих сторон, лишая свободы движений.
– Потанцуем? – сказала Анна-Мария, увлекая всех в кружок беснующихся подростков. Ее энергии сейчас хватило бы на постройку гидроэлектростанции.
– У меня плохо получается, – нахмурился Пьетро, но тут же начал выделывать коленца, изгибаясь всем своим длинным телом, как надувная пятиметровая кукла у торгового центра. Подростки одобрительно захлопали в ладоши.
Даже Карлос принял ее приглашение. Двигался он элегантно, но немного зажато, будто осознавал свой потенциал, но не хотел делиться им с другими. Что-то похожее она заметила, когда он играл на гитаре. Ева украдкой посматривала на него, покачиваясь в такт музыке. Она не была уверена, что умеет танцевать.
– Танец – неотъемлемая часть латиноамериканской культуры, – важно сказал ей Карлос, – через танец мы открываем душу.
Ева подумала, что так можно сказать про культуру любой страны, но ничего не сказала в ответ.
– Мне надо в туалет, – сказал вдруг Густаво, – вы меня подождете?
– Но как мы потом найдем тебя? – спросил Пьетро, перекрикивая очередной оркестр, протрубивший рядом.
– Давайте встретимся через десять минут вон у того кафе с мороженым? – предложил Дракула, комично переминающийся с ноги на ногу.
Они хотели остаться на месте, но толпа неумолимо несла их вперед – ей нельзя было противоречить, она не принимала никакого сопротивления, подчиняя их своим правилам. Казалось, их руки и ноги не слушались их, выполняя лишь декоративные функции.
– Я чувствую себя марионеткой, – пожаловалась Анна-Мария, и все мысленно согласились с этим определением. Их уже отнесло немного дальше пункта, назначенного Густаво, и они заволновались, тщетно пытаясь протиснуться обратно.
– А я говорил, что здесь слишком много народу! – ныл Пьетро, своими длинными руками расталкивая гигантских пчел, фей и рыцарей.
Вдруг Ева почувствовала, как Карлос взял ее за руку. Она ощутила, как на губах легкой бабочкой распускается улыбка. Неужели все наконец будет так, как в ее мечтах? Если Анна-Мария теперь с Пьетро, в чем она почти не сомневается, а Густаво верен своей Мэри, ничто не мешает им тоже быть вместе. Дружба между мужчинами и женщинами все же маловероятна: они долго пытались, но пришло время сбросить маски и в очередной раз доказать правоту природы, давно все решившей за нас. Это дошло даже до такого холодного и закрытого человека, как Карлос.
Но Карлос опередил все самые смелые ее надежды, прошептав ей на ухо, покрыв все тело мурашками размером с жуков:
– Давай сбежим вдвоем? Ведь где-то еще остались пустые улицы.
– А как же?…
– Мы потом найдем их. В крайнем случае встретимся в отеле ночью.
Ну как тут можно было устоять? Пока Пьетро с Анной-Марией пытались вернуться к кафе-мороженому, они незаметно повернули обратно, тут же исчезнув в чреве толпы. Затеряться оказалось даже легче, чем закрыть глаза. Ей вдруг стало намного легче дышать.
– Ты давно этого ждал? – спросила Ева, когда они уже удалились на безопасное расстояние. Она решила, что можно раскрыть все карты. Раз он предложил ей такое, он давно обо всем знает и тоже решил, что настал лучший момент для сближения. Больше никаких тайн и недомолвок – только торжество чувств и пьянящих открытий.
– Мне это спонтанно пришло в голову, – просто ответил он. Ева ощутила легкое разочарование, но потом подумала, что щекочущая перьями неожиданность даже загадочнее тесных перчаток плана.
На смену празднику пришло романтическое очарование совместной прогулки. Они много раз гуляли вместе в Женеве, но в этот раз все было по-другому. Теперь в ее роли было больше слов и действий, как будто она прошла на следующий уровень в компьютерной игре. На одной из площадей Карлос уверенно свернул направо, будто всю жизнь изучал карту Берна, и они наконец оторвались от шумной толпы. Звуки трубных оркестров становились все тише по мере того, как дорога шла вниз, словно уплывая в другую реальность. Ева с удовольствием слушала стук своих каблучков по брусчатке, нетронутой конфетти в этой части города. Этот звук символизировал для нее начало приключения.
– Откуда ты знал, что здесь почти не будет людей? Мы будто в какую-то волшебную нору провалились – сказала она, не выпуская его руки, которая оказалась убаюкивающе теплой – не то что ее вечно холодные ладони.
Они спустились к неспешно текущей серебряной реке, где немного посидели молча. Воздух тут был мягче, запахло сиренью и апельсинами. Карлос смотрел на спокойное течение воды и насвистывал какую-то песню.
– Что это? – спросила Ева.
– Старинная немецкая песенка. Легенда о Лорелее, – ответил он каким-то туманным голосом, как рассказчики в портовых городах вещали о чудовищах, повстречавшихся им в море. – В древние времена в сумерки и при лунном свете на скале появлялась девушка, которая пела столь обольстительно, что пленяла всех, кто ее
