Гораздо труднее воспринимается современным читателем параллель, проводимая Данте между науками и небесами. Эту идею, которую современники Данте воспринимали еще в школе, Данте осложнил и углубил. В его системе мира семи первым небесам соответствуют семь наук тривиума и квадривиума — основы средневекового образования. Напомним, что квадривиум («встреча четырех дорог») охватывал науки математические: арифметику, музыку, геометрию и астрономию. Тривиум являлся подготовкой к высшим штудиям и заключал: грамматику (латинскую), диалектику, риторику, то есть науки гуманитарные.
Отсюда соответствия: лунное небо похоже на грамматику; небо Меркурия можно сравнить с диалектикой; небо Венеры Данте сравнивает с риторикой, исходя из двух свойств этой планеты — ясности ее облика, приятного для зрения, превышающего ясность любой другой звезды, и ее появления на небе Земли утром и вечером. Эти сопоставления мы находим и в «Сокровище» Брунетто Латини. В период высокого Средневековья, с конца XI до середины XIII века, так же как у теоретиков литературы конца античности, риторика идентифицировалась с поэзией. Между искусством оратора Цицерона и искусством поэта Вергилия не было пропасти.
Так как все науки освещаются светом Арифметики, то она сравнивается с небом Солнца. Данте напоминает высказывание Пифагора о Числе, лежащем в основе мироздания. Небо Марса сравнивается с музыкой, поскольку Марс занимает среднее положение среди небесных тел, а гармония зависит от положения и соотношения звуков. Но Марс вызывает также войны и пожары, сжигает и губит все живое.
Небо звезд Данте сравнивает с Физикой и Метафизикой. Метафизика уподобляется той части звездного неба, которая с Земли невидима или видима плохо. Выше Метафизики, утверждает Данте, явно противореча учению теологов, находится нравственная философия, которую он отождествляет с Первым двигателем. В астрономической системе Данте Перводвигатель, или Кристальное небо, упорядочивает суточное обращение всех остальных небесных светил. Если бы Перводвигатель стал неподвижен, то наступила бы полная неразбериха в движении планет, «и поистине не было бы на земле ни размножения, ни животной или растительной жизни; не было бы ни ночи, ни дня, не было бы ни недели, ни месяца, ни года, но вся вселенная лишилась бы порядка, и движение других небес совершалось бы понапрасну».
Таким образом, Этику Данте ставит выше Метафизики. Под Этикой он понимает науку о совершенном поведении, о морали, об идеальном устройстве государства, о законности и праве. Этика управляет движением и определяет бытие всего мира, без нее нарушились бы не только законы Земли, но и законы небес. Без Этики не было бы «ни деторождения, ни счастливой жизни, а науки были бы написаны втуне и напрасно найдены в древнейшие времена».
Систему мира Данте можно назвать космическим панэтизмом. Он требует совершенства законов и правосудия на земле, поскольку они совершенны на небесах. Ибо только исходя из этического начала можно добиться счастливой жизни на земле, необходимой для совершенствования человека. Эта система мысли приводит Данте к идее о необходимости создания на земле единого государства, где злая воля преступных людей будет скована праведными законами; в нем исчезнет стяжательство, прекратятся грабительские войны и беззакония тиранов.
В третьем трактате «Пира» Данте стремится объяснить строение Земли. Земля представляет собою шар с двумя полюсами, из которых наш, северный, видим, в то время как южный невидим. Он предлагает читателю вообразить, что на полюсах находятся два города, на северном — Мария, а на южном — Лучия, расстояние между которыми 10 тысяч миль. Данте-геометр мерит расстояние между этими городами и экватором. Страницы, посвященные Марии и Лучии, представляют первый образчик научной прозы на итальянском языке.
Четвертый трактат «Пира» содержит две основные темы: о благородстве и совершенной мировой монархии. К теме благородства непосредственно примыкает рассуждение об идеальном человеке, подымающемся и спускающемся по арке жизни. Данте вступает в спор с императором Фридрихом II, который вслед за Аристотелем определял благородство как древнее богатство и добрые нравы. Эти мысли Данте первоначально выразил в третьей канцоне:
Так ложных мыслей стая Летит. Себя отменнейшим считая, Вот некто говорит: «Мой дед был славен. Кто знатностью мне равен?» А поглядишь — так нет его подлей. Для истины давно он глух и слеп; Как мертвеца, его поглотит склеп.
Благородство не зависит от богатства, низменного по своей природе. Данте прибегает к метафорам, чтобы выразить индивидуальный характер истинного благородства, которое даруется небесами и представляет собой индивидуальное, а не родовое свойство.
То примет полотно, Во что себя художник превращает. И башню не сгибает Река, что из далека протекает.
Праведного и благородного человека, каково бы ни было его происхождение, не согнут приливы и отливы реки богатства. Изменить человека истинно благородного не смогут никакие перемены фортуны, говорит гордый изгнанник, испытавший влияние стоиков:
Дух истинолюбивый и прямой Все тот же и с мошною и с сумой.
В третьей канцоне Данте удалось создать при помощи ярких и убедительных метафор поэтическое произведение на темы морали. Этика органически слита у него с поэтикой. Он увидел все же, что претворение любовных канцон в моральные поучения таит в себе натяжку, которую трудно скрыть. Для нового вина необходимы и новые мехи, чтобы форма не расходилась с содержанием. В третьей канцоне, написанной в изгнании, Данте говорит о перемене своей системы поэтического выражения. Для этого ему пришлось отказаться от поэтики сладостного нового стиля и избрать иной стих, резкий, отточенный, суровый, который затем прозвучит в «Божественной Комедии».
Стихов любви во мне слабеет сила. Их звуки забываю Не потому, что вновь не уповаю Найти певучий строй, Но я затем в молчанье пребываю, Что дама преградила Мою стезю и строгостью смутила Язык привычный мой. Настало время путь избрать иной. Оставлю стиль и сладостный и новый, Которым о любви я говорил. Чтоб я не утаил, В чем благородства вечные основы, Пусть будут рифм оковы Изысканны, отточены, суровы.
На проблеме благородства стоит остановиться подробнее. Основы феодального строя зиждутся на том, что духовное благородство присуще только тем, кто благороден по происхождению. Однако поэты и философы время от времени поднимали этот вопрос и пытались доказать, что духовное благородство выше благородства по происхождению и что оно может быть присуще и простым людям тоже. Особое развитие эта тема получила именно в Италии, потому что в силу ее политических особенностей власть в городах-государствах часто принадлежала людям богатым, но незнатным. И конечно, они поддерживали идею насчет того, что человек низкого происхождения тоже может обладать высоким душевным благородством.
