Ксан почувствовал неприязнь в словах Хамиллы, но убедил себя, что это мимолетное впечатление. В конце концов, так оно и есть – многие посольства находятся за колючей проволокой.
– В общении с нашими обездоленными требуется знать меру, – строго сказал Идрис, который, по всей видимости, был не в восторге от посещений Азмата. – Национальная особенность. Им даешь подачку и они видят в этом повод просить еще. Потом еще и еще. Тот факт, что ты даешь им деньги или кормишь, воспринимается как твоя слабость. Выходит, тебя можно разжалобить, а это значит, что на тебя можно давить. Чтобы ты давал все больше и больше.
– Да, – согласился Ксан, – я с этим сталкивался.
– Сегодня мальчишка-попрошайка возьмет у тебя десять рупий. Завтра он будет ожидать уже двадцати. А послезавтра, если ты ему дашь пару монет, он швырнет их тебе в лицо. Издеваешься, что ли? Гони сотню, не меньше!
– Не надо так, – прервала мужа Хамилла. – Все это верно, но это не отменяет милосердия. Не сами они себя такими сделали. Мы их не изменим. И выбор у нас невелик: или помогать им, или смотреть, как они голодают и мучаются.
– Ладно, – проворчал Идрис. – Главное, чтобы они не заполонили наш дом.
– Не заполонят, – пообещала Хамилла. – А сейчас прошу меня простить. Пойду на кухню, узнаю… Наверное, у Азмата какие-то просьбы.
– Скажи ему, – сказал вдогонку Идрис, – чтобы приходил не сюда, а в офис «Ночхаллы». Там у тебя достаточно сотрудников, чтобы удовлетворить все его просьбы.
Хамилла не обернулась, и супруг с сожалением проводил ее взглядом.
– Никому не может отказать. Мне это не по душе, приходит в дом всякое отребье… Кто знает, что у них в голове. Для этого урода-коротышки она – королева, царица мира и благодетельница. А видели, как он на вас посмотрел? Как кинжалом пронзил. Ревнует ко всем. Я давно подметил.
– Так он часто к вам заходит?
– Чаще, чем хотелось бы.
– И на вас волком смотрит?
– Ко мне привык. Я – муж, куда от меня деться… А других конкурентов на ее внимание и благорасположение не терпит.
– Другие, подобные ему, тоже приходят?
– Шляются. И чеченцы, и пакистанцы. Нищие, попрошайки, не знаю, кто еще. Она дает им какие-то поручения, деньги…
– Даже так? – насторожился Ксан.
– Для передачи семьям неимущих, больным. Не самой же ей ходить! Вот они и отрабатывают подаяние. Курьерами.
– Лучше бы таких в дом не пускать.
– Я бы и не пускал, – неожиданно резко бросил Идрис и тут же предложил: – Давайте выйдем, есть деликатный разговор.
Они вышли на крыльцо. Идрис покашлял, потер подбородок, не зная, как начать. Явно он собирался сообщить что-то важное, то, что не осмеливался сказать дома. Может, опасался, что там могут быть подслушивающие устройства…
– Не хотел говорить там, – наконец начал хозяин, – Хамилла могла вернуться, услышать… – Он провел ладонью по лбу, смахивая капли пота. – В общем, хорошо, что сегодня вы пришли один, без вашего приятеля. Он компрометирует Хамиллу. Понимаете? Смотрит на нее… Это неприлично. Так нельзя. Моя жена не давала повода. Я говорю это, потому что у нас дружеские отношения. Предупредите его. Я не хочу видеть его у себя.
Ксан был ошеломлен – с таким напором и яростью говорил пакистанец. Он долго подбирал слова для ответа и Идрис недовольно сдвинул брови.
– Уважаемый Идрис, а вы не допускаете, что вам это могло показаться? Леонид молод. Он засматривается на женщин, но убежден, что ваша супруга вне всяких подозрений…
– Я доверяю Хамилле и уверен в ее честности. Но это не меняет дела. Она сама меня попросила… Видите ли, внимание со стороны вашего коллеги слишком назойливое. Я знаю, что многие останавливают свой взор на моей жене. И дипломаты, и наши пакистанские знакомые, но никто не делает это так демонстративно и бесстыдно, как господин Леонид. Поэтому я отказываю ему от своего дома. Можете обещать, что он здесь больше не появится?
– Вам достаточно перестать приглашать его, – уклончиво ответил Ксан, а про себя подумал: «Он прав, нечего удивляться. Другой на его месте двинул бы Леньке в зубы и был бы прав. А этот обратился ко мне. Весьма политкорректно. Не хочет портить отношений с посольством. Вполне нормальный подход».
– Мне очень жаль, Идрис, что вам пришлось заговорить со мной об этом. И я сделаю все, чтобы больше вам не пришлось этого делать. Я верю в нашу дружбу и не хочу, чтобы ее омрачали какие-либо подозрения или недомолвки. И очень ценю то, что вы со мной говорите откровенно, без обиняков.
Идрис сжал руку Ксана и удержал гостя, когда тот уже открывал дверцу автомобиля…
– Раз зашла речь о дружбе… Тогда еще одно… Я тронут, это честь для меня. И не думайте… В общем, ни я, ни моя супруга не знаем чего-то, что помогло бы в поисках убийцы Хисратулова… Но я слышал кое-что другое, то, что, возможно, окажется очень важным… Хотя не знаю, насколько это соответствует действительности… Не исключаю, что это просто слухи, которые иногда до меня доходят… От разных людей… Ни на чем не основанные… но…
– Что за слухи? – встрепенулся Ксан, который почувствовал: информация Идриса может оказаться действительно серьезной.
– О том, что покушение на Ваху – не случайность. Что причины этого могли носить не только личный характер. Что за этим могут последовать теракты, направленные против других российских граждан и против российского посольства. Может, за этим ничего не стоит, но кто знает… Я не мог не сказать.
– Да, это важно. Вы не представляете, насколько. Я ценю ваше расположение и ваше стремление поддержать нас в трудную минуту. – Ксан прижал руку к груди в знак уважения и благодарности. – Мы в посольстве не теряем бдительности и, конечно, учтем ваше предупреждение. Но хотелось бы знать поконкретнее, от кого исходит угроза.
– От кого… – Тут пакистанец запнулся и договорил через пару секунд: – Этого я не могу сказать. Берегите себя.
* * *
В тот вечер стемнело рано. Начинался сезон зимних муссонов, и первая «ласточка» вот-вот должна была прилететь. Через Маргаллу перевалили ватно-серые тучи, пока еще не плотные, клочковатые, но закрывшие весь горизонт. Желающие полюбоваться красками заката – а здесь они представляют изумительное зрелище – лишились такой возможности. Собирался дождь. Он то накрапывал, то переставал, словно напоминая о грядущей опасности. Бегите, прячьтесь, не то, когда я разойдусь и стану колошматить по вашим спинам, никому мало не покажется.
Аллеи посольства опустели. Дети не бегали в лаймовом саду, не лазали по деревьям, никто не играл в настольный теннис и бадминтон. Поверхность бассейна покрылась рябью, под порывами ветра жалобно скрипели брошенные шезлонги.
По опыту Ксан знал, что муссон может «раскачиваться» достаточно долго и, скорее всего, примется хлестать под утро, когда трудовой и служивый люд, проклиная забавы природы, потянется на работу. А пока пустое посольство было ему на руку. Приехав сюда после разговора с Идрисом и Хамиллой, он хотел побеседовать с Шантарским, не опасаясь больших ушей пакистанской «наружки». Были, конечно, и в городе относительно безопасные места, вроде «Пак-Кабули», но их не следовало посещать слишком часто, чтобы не примелькаться.
