Ксан промолчал. Он знал, что убийством Вахи вплотную занялось Объединенное разведывательное управление. Пакистанцы расценили покушение как направленное против государства политическое убийство, которое может иметь серьезные последствия.
– Да, я представляю Чечню и горжусь, что мне доверили этот почетный пост. Я знаком со здешними чеченцами, это достойные люди с положением в обществе – коммерсанты, врачи, инженеры… Но я не знаюсь с эмигрантами-маргиналами, экстремистами, которые могли иметь какое-то отношение к этому чудовищному деянию. Ни я, ни моя супруга. Она чеченка, но никогда не бывала в Чечне.
– Вы, Хамилла, руководите организацией, которая помогает вашим соотечественникам. Вы ведете активную общественную деятельность, у вас широкий круг знакомых, среди которых…
– Среди которых есть те, кто связан с террористами? – мягко улыбнулась Хамилла. – Уверяю, это не так. Мы помогаем старикам и сиротам, несчастным женщинам, оказавшимся без средств к существованию, беженцам… Если мы видим, что к нам обращается человек подозрительный, не внушающий доверия, тот, кто стремится воспользоваться нашими услугами в дурных целях, то сразу закрываем перед ним двери.
Благотворительная организация «Ночхалла» была создана после назначения Идриса чеченским представителем. Слово «ночхалла» не поддается точному переводу, оно означает своего рода кодекс чести, принятый у чеченцев – взаимовыручку, благородство, стойкость и упорство в достижении цели. Ксан отлично понимал, что положение торгового представителя или почетного консула, а также «Ночхалла» поднимают авторитет Идриса и способствуют его бизнесу. Дуррани, собственно, никогда этого не скрывал. Но это нормальная практика, и осуждать ее было бы глупо.
– Послушайте, – он еще раз попытался пробить толстую броню, которой отгородились от него супруги. – Убийство Вахи – трагедия для всех нас. Посольство не может остаться безучастным, ведь это – убийство российского гражданина, преступление, которое наносит огромный вред российским интересам. И вы в вашем положении просто обязаны делать все, чтобы докопаться до истины. Мы вправе ожидать от вас этого. Допустим, никакой особенной информацией вы не располагаете. Мы – тоже. Но это не может помешать нам объединить усилия и действовать сообща. Вдруг что-то выясним. Будем делиться сведениями, нажмем на власти, чтобы они бросили все силы на это расследование. В этом вы меня поддержите?
Идрис и Хамилла переглянулись.
– Поддержим, – сказал Идрис.
– Конечно, – добавила Хамилла.
– А теперь ответьте. По вашему мнению – кто все-таки может стоять за этим покушением? Кто мог его совершить? Беженцы, нелегалы, пострадавшие от режима Горгуева?
– Не обязательно. – Хамилла выпрямилась и откинулась на спинку стула. Ксан в который раз убедился в том, какая это красивая женщина. Гладкие, блестящие черные волосы, лицо решительное, властное. – Если чеченцы берутся за оружие, то не против режима, а против тех, кто оскорбил их, обидел. Режим тоже персонифицируется. Если кто-то из властителей или их приспешников сжег ваш дом, расправился с кем-то из родственников – тогда другое дело.
– И не следует отбрасывать других версий, – вмешался Идрис, – а то вы как-то сразу посчитали, что Ваху убили чеченцы. Помните, что я вам рассказывал о его первом приезде в Пакистан? О том, что его нынешний визит мог быть своего рода реваншем за прежний конфуз? Кто знает, на какой демарш был способен этот Ваха, что он задумал. Возможно, не всем нашим военным это понравилось…
– Это ваше предположение или есть какие-то факты, доказательства?
– О, нет! – улыбнулся Идрис. – Я уже говорил, что мне и моей жене ничего не известно, помимо того, что пишут газеты. Я делюсь с вами своими соображениями, как вы просили. Ничего больше. Пойдемте, я провожу вас.
Покинув гостиную, они оказались в просторном холле, где принято было прощаться с гостями. Кроме них, там находились еще два человека. Один из них – слуга, парковавший машину Ксана. Почтительно склонившись, он держал ключи, чтобы вернуть их гостю. А вот вторая фигура явно выпадала из окружающей обстановки. Ей было совершенно не место в доме одного из столпов столичного высшего света. Этот человек органично смотрелся в трущобах, среди мусора и отбросов, или на уличных перекрестках. Ниже среднего роста, почти карлик, с блуждающей улыбкой дегенерата. Одна нога у него было короче другой и неестественно вывернута. Одежда – замызганная и ветхая, обычные для бедняков резиновые шлепанцы.
Завидев Хамиллу, он радостно оскалился, отчего его лицо не стало более привлекательным. Вскочил с диванчика, на котором сидел, и заковылял к хозяйке, бормоча что-то приветственное. Та не выказала ни удивления, ни отвращения к маленькому квазимодо и даже не побрезговала протянуть руку.
– Здравствуй, Азмат, – дружелюбно поздоровалась Хамилла. – Хорошо, что ты зашел.
Азмат благодарно коснулся своими корявыми пальцами нежной женской руки. Одновременно исподлобья бросил неприязненный взгляд на Ксана.
– Что, не признал меня, Азмат? Я каждый день у тебя газеты покупаю.
Уродец дернул скособоченным ртом, возможно, изображая улыбку. Улыбка, впрочем, была сомнительная – так ощеривается волк при виде своей жертвы.
– Азмат помнит машины, – пробормотал он. – Какая у тебя машина?
– «Мицубиси паджеро». Си-ди-62-73.
– «Ньюс», «Нэйшен», «Джанг» и «Хабрен».
– Профессиональная память, – похвалил Ксан.
Взгляд калеки не смягчился. Он был недобрым, почти злым.
– Иди на кухню, там тебе дадут что-нибудь поесть, – ласково произнесла Хамилла. – Я провожу гостя и присоединюсь к тебе.
Когда уродец удалился, она глянула на Ксана.
– Изумлены? Он такой же человек, как и мы с вами. Просто в жизни не повезло. Жизнь вообще несправедлива. К кому-то меньше, а к кому-то больше.
– На перекрестке Азмат смотрит на меня более дружелюбно.
– Моя супруга, как вы помните, занимается благотворительностью, – пояснил Идрис, и в его голосе Ксану послышались извиняющиеся нотки. – «Ночхалла» для этого и существует.
– Это понятно, но я думал, что помощь оказывается только чеченцам, в особенности беженцам. А этот паренек определенно не чеченец.
– Вы правы, – сказала Хамилла. – «Ночхалла» – чеченская организация. Но когда к нам обращаются пакистанцы, мы тоже не можем отказать. Это было бы неправильно. Этот несчастный продает газеты на авеню Блю эриа[18]. Он из дуллах шах кяй чухай. Чудовищный обычай – уродовать детей. У меня возникло желание помочь ему. Вы можете сказать, что это глупо, ведь таких «азматов» множество в столице и других городах, и, помогая одному из них, ничего не изменишь. Но тем не менее… Я стала покупать у него газеты. Потом он зашел к нам; узнать, где наш дом, не так трудно… Мы же не в дипломатическом анклаве живем за колючей проволокой.
