– Но почему же считают, что это Жанета ворует, а не кто другой? Может быть, девочки просто растеряхи, – предположила Мадлен.
– Ее два или три раза поймали с поличным, когда она уносила под юбкой краденое. С тех пор школьный учитель каждый день перед уходом обыскивает ее.
– А мама ее не наказывает? – спросила Маргарита. – Она так сильно высекла ее в прошлом году…
– Тогда мать высекла ее за то, что лишилась подарков, какие я ей пообещала. Мне кажется, она дурно воспитывает Жанету и подает ей дурной пример.
– Разве мадам Луше тоже воровка? – подала голос Соня.
– Она ворует, только иначе, чем дочка. Ведь она всегда отбавляет часть зерна, принесенного для помола, а еще крадет рыбу в моих прудах и продает на базаре. Ночью они с мужем рубят дрова в моем лесу. Жанета видит все это и делает то же самое. Когда-нибудь Господь накажет их, и никто о них не пожалеет.
Прогулка удалась на славу. Идя по дороге в глубину леса, дети издали увидели Жанету, которая, впрочем, заметив их, тотчас убежала на мельницу.
– Соня, видишь, Жанета выглядывает в слуховое окно, – заметила Маргарита.
– А теперь скрылась! Поглядите, она перебежала на другой конец чердака, – удивилась Соня.
– Берегитесь! – закричала Камила. – Она бросает в нас камнями!
В самом деле, злая девочка изо всех сил старалась добросить камни до детей. Госпожа де Флервиль была очень недовольна и обещала, что, вернувшись домой, пошлет за мельником и пожалуется ему на дочку.
Все пошли дальше и наконец присели под дубом. Девочки бегали, собирали желуди, играли, вдруг им послышался шорох. Они встревожились: ясно слышались вздохи и рыдания.
– Посмотрим, кто там плачет!
И все четверо бросились в чащу, в ту сторону, откуда доносились вздохи. Они увидели девочку лет двенадцати-тринадцати: та сидела на камне, закрыв лицо руками, и так плакала, что не заметила, как подошли дети.
– Бедняжка, – сказала Мадлен, – как она расстроена!
Девочка подняла голову и, казалось, испугалась, увидев детей; она встала и хотела бежать.
– Не беги от нас, милая, не бойся, – заговорила с ней Камила. – Мы ничего дурного тебе не сделаем.
– О чем ты плакала, душечка? – подошла ближе Мадлен.
Камила и Мадлен говорили так нежно, с таким сочувствием, что девочка была тронута. Мало-помалу она перестала плакать и смогла говорить.
– Милые барышни, мы в этих местах всего с месяц, бедняжка мама заболела, она не может работать. Я продала все, что у нас было, чтобы не умереть с голоду. Теперь у нас ничего не осталось, я думала, не купят ли у меня старое платье на мельнице. Только не купили – меня прогнали, и еще какая-то девчонка бросала в меня камнями.
– Я уверена, что это злючка Жанета, – недобро прищурилась Маргарита.
– Да, именно она, – кивнула девочка, – ее мать назвала ее так и приказала перестать, но она мне до крови разбила руку. Все бы ничего, если бы у меня было хоть немного денег, чтобы купить хлеба для матушки. Она так слаба, со вчерашнего дня ничего не ела.
– Ничего не ела! – воскликнула Соня. – Так… и ты, бедняжка, также ничего не кушала?
– Я-то, барышня, здорова и могу перенести голод. К тому же по дороге на мельницу я съела несколько желудей.
– Желудей! – расширила глаза Камила. – Бедняжка! Погоди немного, у нас есть с собой корзинка с хлебом и грушами, мы сейчас тебе принесем.
– Да, да! – закричали остальные девочки. – Мы принесем и еще попросим у маменек денег.
Они тут же бросились к матерям. Пока Камила и Мадлен рассказывали, Соня и Маргарита схватили корзинку и понесли ее к девочке. Скоро подошли и остальные.
Девочка не дотронулась ни до хлеба, ни до груш.
– Покушай, девочка, – ласково сказала госпожа де Флервиль, – потом расскажешь, где вы живете.
– Покорно благодарю, сударыня, вы так добры, – присела в реверансе девочка. – Я лучше отнесу хлеб и груши маме.
– Почему же ты сама не ешь? – спросила госпожа де Розбур.
– Благодарю, сударыня, мне не хочется. Я здорова, у меня есть силы, пожалуйста, не беспокойтесь.
И с этими словами бедная худая девочка, едва державшаяся на ногах, хотела было нести корзинку, но пошатнулась и едва не упала.
– Дай-ка мне корзинку, дорогая, – вмешалась госпожа де Розбур, – я сама понесу ее. Где вы живете?
– Недалеко, сударыня, на опушке.
– Как зовут твою мать?
– В деревне ее прозвали Мадам Фрегат, но настоящее ее имя Франциска Леконт.
– Отчего же ее прозвали Мадам Фрегат?
– Потому что ее муж и мой папа – моряк.
– А где же твой отец? – оживилась госпожа де Розбур. – Он не с вами?
– Нет, сударыня, и оттого-то мы такие несчастные. Мой отец несколько лет назад ушел в море. Говорят, корабль его разбился, о нем нет ни слуху ни духу. Мама так тосковала, что заболела. Мы все продали, чтобы не умереть с голоду, и теперь уже нечего продавать. Что-то станется с матушкой! Если бы я могла спасти ее! – и девочка зарыдала.
Госпожа де Розбур была очень встревожена рассказом девочки.
– На каком корабле пошел твой отец? – спросила она дрожащим голосом. – Как звали капитана?
– Фрегат «Сивилла», капитан де Розбур.
Госпожа де Розбур вскрикнула и схватила за руку испуганную девочку.
– Мой муж!.. Его корабль! – повторяла она. – Бедняжка, ты осталась такой же сиротой, как и моя Маргарита. Твоя мать, как и я, оплакивает своего мужа как покойника, хотя, может быть, они живы. Веди же меня к ней, я хочу видеть ее, утешить ее.
И она прибавила шагу, держа за руку Люси (так звали девочку), госпожа де Флервиль и дети шли следом. Люси хорошенько не поняла, как госпожа де Розбур утешит ее мать, но чувствовала, что пришел конец их несчастьям. Она шла быстро, насколько позволяли ее ослабевшие силы.
Скоро они дошли до старой лачуги. Это был брошенный и полуразвалившийся шалаш дровосека. Крыша была вся в дырах, окон не было, дверь была так низка, что госпоже де Розбур пришлось, входя, наклониться. Внутри было так темно, что с трудом можно было разглядеть женщину в лохмотьях, которая лежала на куче мха. Здесь не было ни мебели, ни посуды, даже одежда не висела на стенах.
Госпожа де Розбур едва удержалась от слез при виде такой вопиющей бедности. Она подошла к бледной исхудалой женщине, которая с нетерпением ждала дочь с хлебом, купленным на вырученные за продажу старого платья деньги. Госпожа де Розбур поняла, что в настоящую минуту больше всего и мать, и дочь мучил голод, она подвела девочку, открыла корзинку и разделила между ними хлеб и груши, обе ели с жадностью. Госпожа де Розбур подождала, пока бедная женщина утолила голод, и потом рассказала, что она жена капитана «Сивиллы».
