Я притянул ее к себе.
— Если хочешь, расскажи мне об этом. Сама решай. Я все равно буду тебя любить.
Наверное, я произнес нужные слова. Хелен схватила мою руку, крепко сжала ее и прошептала:
— Хорошо. Ни о чем не спрашивай, пока я не закончу, иначе у меня никогда больше не хватит мужества, чтобы рассказать тебе все. Только сейчас. Я выросла среди первого поколения, родившегося в Диего Гарсиа, где тихоокеанская флотилия, принадлежащая американскому флоту, спасалась бегством. После победы на выборах пуританской партии в 1996 году там была основана Свободная Республика. Когда я росла, Рейхов не было. Я, конечно, слышала об их существовании, но Соединенные Штаты, Россия и Британия выиграли войну, Гитлер умер в сороковых, Германия была поделена между победителями и так далее. В 1983 разразилась атомная война между Соединенными Штатами и всеми коммунистическими странами — Британией, Францией, Германией, Россией и Японией, — а после войны, когда мы были вынуждены отдать северные штаты и Новую Англию Канаде, а Флориду — Кубе, Пуританская партия стала очень могущественной, вновь победила на выборах и приняла закон, по которому единственной легальной религией становилось пуританство. В последующие годы два миллиона человек, бежавшие из страны, собрались там, где обосновался флот, в портовых мастерских в Диего Гарсиа, и основали там небольшое государство, вроде Макао или Сингапура, которое вскоре разбогатело. Там я ходила в школу. Правда, не придумываю.
Уже в старшем классе я поехала вместе с одноклассниками на экскурсию в Новую Зеландию. Мы должны были посетить Общество Американских Эмигрантов. В последний день я позвонила маме, чтобы предупредить ее об изменении расписания, и вдруг она спрашивает меня, кто я такая и почему ей звоню. Я так расстроилась, что бросила трубку и набрала номер заново, а оператор сказала, что такого кода страны и такого места не существует. Я огляделась, а весь мой класс уже куда-то ушел, остались только я и телефон.., паспорта Свободной Республики тоже не было, зато оказался паспорт американского эмигранта.., я так испугалась. Побежала в Католический приют для бездомных и жила там несколько дней, боясь разговаривать с кем бы то ни было, опасаясь, что меня запрут, накормят наркотиками или посадят на электрический стул. Я слушала новости, читала какие-то газеты и ничего из прочитанного не понимала, хотя большинство слов были знакомы. Получалось, будто немцы выиграли Вторую мировую войну, России больше не существовало, а Пуританской партии и Свободной Республики и вовсе никогда не было. Я безумно боялась.
— И что же ты сделала?
— Пошла в библиотеку и прочитала краткий курс истории, чтобы понять, как найти свое место в этом мире.
Потом я начала читать книги по другим предметам, поскольку поняла, что уже не проснусь и не вернусь домой. С математикой и естественными науками не было проблем, они не слишком изменились, но литературу было просто не узнать.
Монахини в приюте были со мной приветливы, они думали, что у меня амнезия или что-то вроде того, заботились обо мне и старались вернуть память. На самом деле проблема была именно с памятью, понимаешь? Как только я осознала, что, попав в этот мир, могу обманывать, то возвестила о восстановлении памяти, наняла лодку, идущую до небольшого городка, где, по моим предположениям, никто не стал бы проверять меня, сказала всем, что бросила школу, но хочу сдать возрастной экзамен.
Мне разрешили, и я неплохо сдала, поступила на работу, отдала четыре года Ее Величеству, служа клерком, заметь себе, и никто никогда даже не видел меня с оружием в руках, а потом подвернулось место преподавателя. Лучше всего я знала историю — ведь очень многое приходилось учить, чтобы не забрали в психушку, и в конце концов поняла, что она мне по душе, что я привыкла к ней. Так я стала преподавателем истории. Я все еще ужасно скучаю по маме, и все эти годы я заставляла себя поверить в мир, в котором живу. Я люблю тебя, Лайл, но мне хотелось бы однажды проснуться восемнадцатилетней и понять, что все это — не более чем страшный сон.
— Ну еще бы, — сказал я и чмокнул ее в щеку.
— Ты мне веришь?
— Я верю, что ты рассказала мне правду, как ты ее знаешь. И думаю, что все это, возможно, так и происходило на самом деле. Но я не понимаю, как и почему. Ты проверила свою сумочку? У тебя есть паспорт Свободной Республики Диего Гарсиа?
Она зажгла свет и уставилась на меня широко раскрытыми глазами:
— Лайл, я боюсь смотреть. А если он там? А если… если Свободная Республика вновь существует? Я могла бы.., маме было бы сейчас только пятьдесят восемь, она наверняка была бы жива, она, должно быть, так волновалась все это время — а если у меня его нет?
Я поцеловал ее в лоб.
— Хочешь, я сам посмотрю?
— Правда? Пожалуйста, Лайл.
Я взял сумочку и заглянул внутрь: вместо обычных двух паспортов (американского эмигранта и Королевства Новой Зеландии) там оказались все четыре. Я вытащил их. Два — американский и новозеландский, один — Свободной Республики.
— Один из Диего. — Я протянул паспорт Хелен.
— Когда я была подростком, мы называли его Свободный Диджи, — пробормотала она с отсутствующим видом, сидя на кровати и листая паспорт. — Но тогда флаг был не такой, как тут, и столица находилась на борту пришвартованного к берегу авианосца, а не в каком-то Новом Вашингтоне.
— Могли все это построить с тех пор, как ты исчезла?
— Не знаю где, ведь места у нас мало.
Она перелистала до последней страницы, где ставились визы.
— Ой, посмотри Я побывала в Свободной Республике Гавайи, Корее — и, похоже, она не является частью Японии, раз десять — в индонезийском Советском Социалистическом Содружестве. Не знаю, где такое. А что за четвертый паспорт?
Я посмотрел и вздохнул.
— Этот единственный, выданный не на имя Хелен Пердида, — он пустой, новозеландский. С кодом 015.
— Что за?
— Ты, наверное, действительно служила — только клерком во флоте, дорогая. — С этими словами я еще раз вздохнул и сел на пол. Я был офицером и знал, что каждый, имеющий в паспорте код 015, мог получить все, что угодно, срочно. Этот код в правом верхнем углу означал, что его обладатель — секретный агент высокого уровня, шпион или наемный убийца. — По крайней мере теперь мы знаем, где ты научилась стрелять.
— Что все это значит? — спросила Хелен.
— Это значит, что сегодня вечером мы уже не сможем все выяснить и что я верю всему, что ты рассказала, каждому твоему слову, любимая. А теперь давай залезем под одеяло, выключим свет и прижмемся друг к другу: утро вечера мудренее. Я очень люблю тебя, и мне жаль, что ты так внезапно потеряла связь с матерью на многие годы.
Не уверен, что сказал нужные слова, но Хелен вдруг разрыдалась и проплакала добрых полчаса, прежде чем смогла заснуть. Удостоверившись, что она крепко спит, я соскользнул с кровати на пол и дал волю слезам.
