— Согласен, — ответил я.
У меня возникло ощущение, будто мы — отряд пехоты, забравшийся на вражескую территорию: люди Ифвина окружили нас со всех сторон, и мне казалось, что каждый держит палец на спусковом крючке.
Все обошлось. Последние два квартала до «Королевского Сайгона» мы шли мимо ярко освещенных, шумных ночных клубов. Повсюду сияла, переливалась реклама. Однако Хелен то и дело спотыкалась и не обращала никакого внимания на шум, гам и море света. Возможно, тюрьма подействовала на нее сильнее, чем на меня, ведь в убийстве обвиняли именно ее.
Опять и опять я прокручивал это в голове. Как могла Хелен так много о себе скрывать? Она наверняка какой-нибудь шпион или агент разведки страны, о существовании которой я и не подозревал. Все же не думаю, что за последние пять лет в ее жизни было хотя бы три дня, о которых я бы ничего не знал. Поэтому в толк не возьму, как она ухитрилась спрятать столько оружия в одежде, когда мы одевались вместе в одной комнате, а на ней к тому же было обтягивающее платье без рукавов и с открытой спиной.
Несмотря на освещение, на улице было темно: в густом влажном воздухе казалось, что мы почти не двигаемся. Сегодня утром я проснулся, собираясь пойти на собеседование к Ифвину в надежде получить работу и провести выходные с Хелен в Сайгоне. Большая часть плана удалась, но в процессе появилось слишком много Дополнений и изменений, смысл которых оставался для меня загадкой. Как будто ужасно тупой режиссер боевиков решил спародировать мою жизнь. Мы с Хелен уныло тащились по улице, окруженные вооруженными до зубов телохранителями, жутко злыми, что неприятель, кто бы он ни был, обманул и победил их в бою.
Когда мы подошли к отелю, у меня уже заплетались ноги, и я засыпал на ходу — адреналин в организме иссяк, зато пришло понимание всей серьезности происходящего. Макмор сказал, что позаботится, чтобы около нашего номера дежурил охранник; двое из его людей первыми вошли в комнату и тщательно все осмотрели на предмет жучков, оружия или затаившихся врагов. Насколько мы успели заметить, все вещи лежали на своих местах.
— Желаю хорошенько выспаться, сэр, — сказал Макмор. — И еще раз…
— Вы очень сожалеете, я понял, — перебил я. — И еще раз хочу сказать вам, что мне даже в голову не приходило, что вы могли действовать по-другому. Никто не мог предугадать возможный объем затруднений. Я наверняка буду спать крепче, зная, что вы охраняете нас, так что если Ифвин будет вами недоволен, я непременно замолвлю за вас словечко.
— Премного благодарен, сэр.
— Я тоже рада, что вы здесь, — добавила Хелен, и это были первые слова которые она произнесла с тех пор, как мы покинули полицейский участок.
Макмор кивнул и вышел, а мы с Хелен не торопясь разделись, выключили свет и легли в постель.
Выдержав довольно продолжительную паузу, я сказал:
— Во-первых, есть небольшой вопрос, который мне хотелось бы прояснить. Где и когда ты научилась пользоваться всем этим оружием и как смогла проскользнуть на ужин с таким арсеналом? Я даже не видел, как ты все это нацепила, — должно быть, ты очень торопилась.
Она тяжело вздохнула — так горько, что на мгновение мне показалось, будто она больна — и стукнула кулаком по кровати.
— Не имею ни малейшего представления. Я не умею стрелять, Лайл, правда, я никогда этому не училась, я даже не могу вспомнить, держала ли когда-нибудь в руках пистолет. Я только помню, что мы с тобой после помолвки пошли ужинать, а потом почти ничего не помню, кроме того, что подавали какое-то итальянское блюдо из телятины. По-моему, на нас напали, однако самое странное, что мне казалось, будто стреляли в меня, я залезла под стол, а ты встал. Потом были ружейные выстрелы, и ты упал навзничь, весь залитый кровью. Я заметила, что моя сумочка свалилась со стола, выхватила оттуда телефон и вызвала неотложку. Я была не под столом, а стояла и разговаривала по телефону с полицией, пистолет лежал передо мной на столе, вокруг — клубы дыма и мертвый толстый немец, турист, даже отдаленно не напоминающий высокую блондинку, напавшую на нас. Не понимая, что отвечают мне по телефону полицейские, я все же знала, что они скоро приедут, так что я положила трубку, оглянулась и увидела, что с тобой все в порядке, немец мертв. Я вроде бы как попала в какую-то другую жизнь: платье на мне — чужое, я видела его в витрине магазина и решила, что мне такое не по карману, а под одеждой — целая куча тяжелых предметов. Ты представить себе не можешь, как странно я себя ощущала, когда меня обыскали и обнаружили это оружие.
— Ты что, хочешь, чтобы я поверил, будто бы ты видела, как к нам подошла женщина и выстрелила в тебя?
Лично я видел, что мужчина, который, по твоим словам, лежал мертвый на полу, стрелял именно в меня.
— Но я действительно так помню.
— Что ж, женщина, тело которой мне показали, была Билли Биард. По описанию подходит: невысокая блондинка, мускулистая, в отличной форме, лет шестидесяти. Люди с легкостью могли принять ее за трансвестита.
Так выглядела женщина, которую ты видела?
— Да, так. Или по крайней мере похоже.
Мы молча лежали в тишине, не касаясь друг друга. Я сложил руки на груди, Хелен вцепилась в простыню. Как и в любом хорошем отеле, в номере была полная темнота, царила мертвая тишина, и я мог только догадываться, где Хелен, по теплу, исходящему от ее тела, и прерывистому дыханию. Спустя некоторое время я вспомнил, что хотел еще кое-что сказать.
— Самое странное — то, что я тебе верю.
Хелен вздохнула.
— А я помню, как ты лежал там мертвый, а теперь ты здесь, рядом, живой и невредимый.
— Наши воспоминания отличаются, — сказал я. — И мы расходимся еще в некоторых вопросах.
Я был готов закричать, но Хелен было еще хуже и страшнее. Лично я не собирался показывать ей свою слабость, поскольку мог держать себя в руках.
— Не кажется ли тебе странным, что кохинхинская полиция очень быстро разобралась с нашим делом? Они вдруг сразу потеряли к нам интерес и выставили за дверь.
А что, если Ифвин втравил нас в какую-нибудь историю, и нет на самом деле никакой Свободной Республики Диего Гарсиа, и…
Хелен застонала от отчаяния — я еще никогда не слышал, чтобы она стонала так душераздирающе — и разрыдалась.
— Хватит, — пробормотала она, давясь слезами. — Больше такого не будет.
Возможно, я не лучший в мире любовник. Если заставят, то буду вынужден признаться, что представляю собой классический тип ученого, который не знает, как поступить в критической эмоциональной ситуации. Но в этой ситуации я разобрался. Я перекатился на другую сторону кровати, вынырнул из темноты, обнял Хелен и так и держал, пока ее тело содрогалось от рыданий.
Прошло довольно много времени, прежде чем она прошептала:
— Хочу сказать тебе кое-что, о чем до сих пор никому не рассказывала, вообще никому, никогда. Не знаю точно, что это значит и значит ли вообще что-нибудь. Не знаю, что это может значить. Может, у меня просто не в порядке с головой, но.., ох, Лайл, это так трудно доверить кому-то, даже тебе.
