этой книги по-прежнему будет проповедовать войну, – просто выродок и варвар, даже если он с большим пылом изображает христианина»[141].
Все же в целом новое издание книги привлекло совсем мало читателей и не стало заметным явлением на литературной сцене. К середине 1930-х годов, похоже, американцы устали от темы Первой мировой войны, и, вероятно, их раздражало настойчивое предостережение Ла Мотт о будущих военных конфликтах.
Рассказы
В своей книге «На отливе войны» Ла Мотт в значительной степени переизобретает принципы создания военной прозы. Ее рассказы, написанные в период с декабря 1915 по июнь 1916 года, отрицают условности военного времени и исследуют темы, как правило скрываемые от широкой публики. Ла Мотт ведет своего читателя по палатам госпиталя и даже в операционную, где с бровей хирургов течет пот, раненые лишаются конечностей – а нередко и жизни. Как проницательно отмечает литературовед Чарлз В. Джент, «[„На отливе войны“], безусловно, воплощает горчайшее крушение иллюзий среди всех произведений 1914–1918 гг.»[142].
За двумя-тремя исключениями все рассказы в книге написаны от лица безымянной медсестры французского полевого госпиталя в Бельгии, расположенного в десяти километрах от линии фронта. Каждый рассказ посвящен конкретному раненому, происшествию или члену персонала, однако все они тесно связаны. Раненые постоянно ротируются – кого-то отправляют домой после ампутации, кого-то, подлатав, обратно на фронт, – но директриса госпиталя, доктора, сестры и санитары всё те же, и их персонажи появляются не раз и не два. А фоном, весьма громким и расположенным в опасной близости, идет война.
В первом рассказе, «Герои», речь идет о неудавшемся самоубийстве. Он начинается с места в карьер: «Когда выносить это стало невозможно, он взял револьвер и выстрелил себе в рот, – но неудачно. Пуля выбила левый глаз и застряла где-то под костью, так что, несмотря на крики и проклятия, его закинули в санитарную машину и увезли в ближайший поле-вой госпиталь» (15). В госпитале этого солдата с большим старанием выхаживают. Но за попытку самоубийства он считается дезертиром, и его спасают лишь для того, чтобы позже он смог предстать перед трибуналом и быть расстрелянным. Как объясняет Ла Мотт, «вылечить настолько, чтобы можно было поставить к стенке и расстрелять».
И в слове, и на деле война у Ла Мотт выглядит кровавой и отвратительной. Традиционно авторы военной прозы подчеркивали героизм как на поле боя, так и в операционной, изображая идеальных солдат и пациентов. Ла Мотт же с первых строк рассказа дерзко нарушает эти нормы. Солдат, попавший в полевой госпиталь, ведет себя «отвратительно». Понадобилось «с дюжину кожаных ремней и четверо или пятеро санитаров, чтобы обездвижить его для осмотра хирургом». Он плюется «крупными сгустками застоявшейся крови». Один из них попадает на безупречную униформу директрисы госпиталя, запачкав ее «от груди до ног».
Таким образом, в «Героях» Ла Мотт сразу лишает читателя каких-либо романтических иллюзий касательно войны. Она сдабривает первые абзацы рассказа россыпью коротких декларативных предложений: «Это – Война». «Это было омерзительно». «Как же это было омерзительно».
В «Героях» также подчеркивается парадоксальная роль военной медсестры, обязанность которой – сохранять жизни в средоточии уничтожения всего человеческого. Учитывая реалии войны, в чем же состоит ее истинный долг перед ранеными? В том, чтобы выхаживать солдат, чтобы те могли вернуться обратно в траншеи? Делает ли это ее соучастницей разрушительного процесса? А как же солдат, совершивший попытку самоубийства? В пассаже, полном горького сарказма, Ла Мотт рассуждает о противоречии, заключенном в ее собственной роли:
Благодаря искусной хирургии и профессиональному уходу некоторые из этих пациентов вернутся домой, réformés[143], навсегда искалеченные, и станут бременем для себя самих и для общества; других вылечат до такого состояния, что они снова смогут взвалить на себя восемьдесят фунтов боекомплекта и снова получат возможность разлететься на куски на линии огня. Но ухаживать за больным, который пойдет под трибунал и будет расстрелян, – воистину безнадежное занятие (18).
В другом абзаце, возвращаясь к той же теме, она спрашивает: «В чем же была разница? Разве это не в равной степени безнадежно – ухаживать за одним, чтобы его подлатали и вернули в окопы, или за другим, чтобы его подлатали, приговорили к смерти и расстреляли?» И дает на эти опасные вопросы величественный ответ. Переиначивая военную риторику эпохи, она говорит: «Разница была в Идеале». В конце концов, войны ведутся ради «святых идеалов» и «отважных мечтаний о свободе и патриотизме». Но Ла Мотт это, очевидно, не убеждает. Работа медсестры во время войны, как выразилась она с острой издевкой, по сути своей «безнадежное занятие». И делает совсем уже «еретическое» заключение: бессмысленна и сама война.
Медсестра-рассказчица Ла Мотт отказывается видеть войну сквозь розовые очки. Напротив, она рассматривает ее как всеобщую трагедию и фиксирует постыдные слабости окружающих. Генерал с безразличным видом раздает медали. Санитары в конце смены распивают вино, а рядом умирает никому не нужный раненый. Директрисе госпиталя пришлось оставить своих маленьких детей в далекой Англии, и при этом она считает некую бельгийку недостойной матерью.
Тогда как другие авторы военной прозы восхваляли доблесть раненых, подчеркивая их альтруизм и стоицизм, Ла Мотт рисует совершенно иные портреты этих людей. В само́м ироничном названии рассказа, «Герои», она описывает «несчастных» и «надоедливых» солдат, что делят одну палату с несчастным самоубийцей. Один из них, эгоистичный Александр, постоянно курит, несмотря на то что вызывает этим жестокую рвоту у соседа по палате, а другой, «бедный, взбалмошный, придурковатый Феликс», лежащий со зловонным свищом, только и делает, что подравнивает, начесывает и подкручивает свои усы. Эти мужчины, населяющие госпиталь, не несут в себе никакого отпечатка благородства или героизма – наоборот, они производят впечатление «таких низких, таких мелочных, таких обычных».
«Герои» впервые вышли в журнале Atlantic Monthly в августе 1916 года и принадлежат к числу других рассказов книги, повествующих о бессмысленных операциях, смердящих телах, безобразных смертях. Все до одного рассказы не имеют главного героя в общепринятом понимании. Собственно, наиболее героическим солдатом в книге оказывается парижский вор из рассказа «Бумага». Он служил в презираемом всеми Bataillon d’Afrique, в подразделении, состоявшем из преступников, которых принудили к военной службе. Смертельно раненный мужчина терпеливо сносил медицинские эксперименты хирурга, и в результате того, что Ла Мотт называет «месяцами пыток», его жизнь бессмысленно продлевалась, а боль «увеличилась стократ».
В произведениях сонма военных авторов романтического толка люди с готовностью сражались и умирали за свой народ. В книге Ла Мотт это не так. В рассказе Pour la Patrie священник заставляет
