IKEA, чем на полуразрушенный дом студенческого братства. Кровать застелена. Письменный стол завален учебниками и разбросанными бумагами, как будто он делал домашнее задание, но ни одна из этих бумаг не скомкана и не разбросана по полу. Единственный настоящий беспорядок в комнате — это гора спортивного снаряжения на полу рядом с гардеробом — несколько спортивных сумок, тренировочных футболок и баскетбольные кроссовки, которые настолько велики, что я на мгновение перевожу взгляд на ноги Винсента.
Он прочищает горло и указывает на дверь слева.
— Ванная там.
— Ванная, точно! Верно. Спасибо.
Я закрываю за собой дверь. Как, черт возьми, только что это провернула? Я в его ванной. На самом деле мне даже не нужно было в туалет, я просто хотела побыть в тишине наедине с собой, а теперь мы с Винсентом находимся в самом тихом уголке дома. Раковина чистая, на зеркале нет брызг воды или пятен от зубной пасты. Полотенца на настенной вешалке темно-синие, без складок. Я медленно отдергиваю занавеску в душе, надеясь, что шуршание ткани и скольжение металлических колец по карнизу не слишком громкие.
Шампунь.
Средство для лица.
Средство для мытья тела.
Три отдельных флакона.
Молодец, Найт.
Завершив осмотр, я спускаю воду в туалете чисто для поддержания иллюзии, а затем наклоняюсь над раковиной, упираюсь ладонями в бортик и пристально смотрю на свое отражение.
— Ты сильная, независимая девушка, контролирующая собственную жизнь, — шепчу я. Затем бормочу себе под нос: — И твои сиськи выглядят феноменально.
Когда я выскальзываю из ванной, Винсент сидит на краю матраса с телефоном в руке. Он засовывает его обратно в карман джинсов и встает, как только замечает меня.
Наконец-то мы одни.
В его спальне.
Пол под ногами дрожит в такт басам испанской песни, и я знаю, что Нина и Харпер, должно быть, выкрикивают текст, где бы ни находились. Я могла бы спуститься вниз и присоединиться к ним. Могла бы улыбнуться, поблагодарить Винсента и пойти к двери. Она приоткрыта на несколько дюймов. Я слышу отдаленную болтовню и шаги людей по коридору. Винсент мог бы тоже дотянуться до двери и придержать ее открытой. Мог бы вздохнуть и сказать что-нибудь о возвращении на вечеринку.
Но он не двигается. И я тоже.
Мы стоим, как вкопанные, не сводя глаз друг с друга.
Он делает шаг вперед и черные отметины на предплечье вспыхивают на свету.
— Что это? — выпаливаю я, указывая на них, словно сама не знаю.
Винсент опускает глаза и моргает, как будто забыл, что там находились отметины.
— Выпивка. Я должен успеть выпить двадцать один напиток к полуночи.
— Ты немного отстаешь.
Он пожимает плечами.
— Сейчас только десять. У меня есть время.
— Имеешь в виду, если только тебя не арестуют за эту шумную вечеринку?
Винсент усмехается.
— На самом деле это не моя вечеринка.
— Это твой день рождения, не так ли?
— Я имел в виду, что вечеринка не для меня. Она для команды. В этом сезоне им пришлось приложить все усилия, так что да, я бы сделал все немного по-другому, возможно, пригласил бы на двести человек меньше, но команда усердно работала. Они заслуживают немного старого доброго хаоса.
— Говоришь как настоящий капитан.
Винсент пожимает плечами.
— Что я могу сказать? Они мои мальчики.
— Значит, ты папочка команды? — говорю я и тут же осознаю ошибку. — Командный папа, я имею в виду.
По его хитрющим глазам я понимаю, что попала. На лице Винсента появляется кривая ухмылка, а в глазах блестят озорные огоньки.
Он так просто меня не отпустит.
— Прости, не могла бы ты повторить первую часть?
— Нет.
— Ты сказала…
— Ты знаешь, что я имела в виду.
— Ты в полном беспорядке, Холидей. В полном беспорядке. Я никогда не видел тебя такой, совсем не в своей тарелке.
Я фыркаю и присаживаюсь на угол стола.
— Большие вечеринки подавляют. Иногда мне нравятся танцы, но в основном я просто испытываю клаустрофобию и застенчивость.
— Что насчет танцев? — спрашивает Винсент. — Я посещал факультатив по бальным танцам на первом курсе. И мог бы научить тебя нескольким движениям.
Кажется, ему слишком нравится перспектива поставить меня в неловкое положение.
— Я прекрасно танцую, большое спасибо.
Мой взгляд падает на стопку книг на столе, одна из которых знакома.
Я беру антологию Энгмана и выгибаю бровь.
Стихотворение Браунинга.
Мое лицо расплывается в улыбке.
— Ты добавил в книгу закладки? — спрашиваю я, поднимая книгу, чтобы он мог видеть.
Винсент уклончиво хмыкает.
— «Скажи еще раз, и еще раз, что любишь меня», — читаю я.
Снаружи, где-то дальше по коридору, кто-то кричит:
— Сара! Где Сара? Сучка, ты взяла мой телефон…
Винсент фыркает и направляется к двери.
— Можно я закрою? — спрашивает он, внезапно немного смущаясь.
Все мое тело покрывается жаром.
— Конечно. Определённо. Конечно.
Винсент захлопывает дверь и после секундного колебания поворачивает замок. Он бросает на меня еще один взгляд, чтобы проверить, есть ли какие-либо возражения. Я подавляю желание показать очень глупый большой палец. Вместо этого опускаю взгляд на антологию Энгмана и прочищаю горло.
Прежде чем я успеваю снова начать читать вслух, Винсент пересекает комнату тремя большими шагами и встает позади, так близко, что я чувствую жар его тела в дюйме воздуха между нами.
Приходится с трудом сглотнуть, чтобы по спине не пробежала горячая дрожь.
— «Скажи, что любишь меня, любишь меня, любишь меня — воздай должное серебру за все! Только помня, дорогой, любить меня в тишине своей души.»
Я читаю медленно. Тщательно. Эгоистично, потому что хочу стоять прямо здесь, пока не запомню каждую деталь этого момента. Тепло. Запах. Тихие звуки отдаленной музыки, приглушенный хаос в коридоре. Неописуемое чувство облегчения от того, что каким-то образом мы вернулись сюда. Снова друг к другу.
— Ну, профессор Холидей, — бормочет Винсент, когда я дохожу до конца сонета. — Что думаете?
— Это слишком просто, — хриплю я слабым, как и колени, голосом.
— В любом случае, расскажите свою интерпретацию.
Я снова просматриваю страницу.
— Она хочет услышать, что любима, но это должно быть правдой. Он должен это иметь в виду. Это должно быть нечто большее, чем просто пустые слова.
— Поступки говорят громче слов, — бормочет Винсент, больше для себя, чем для меня.
— Точно.
— Почти уверен, что благодаря тебе получу высший балл на уроке поэзии.
— Знаешь, технически, — говорю я, указывая кончиком пальца на его пол, — это репетиторство. Например, прямо сейчас. Так что, наверное, следует взять с тебя плату.
Он торжественно кивает.
— Я отплачу.
Я сжимаю губы и прикрываю нижнюю половину лица открытой книгой, чтобы удержаться
