вас Господь.
После ухода короля мать отодвинула от себя тарелку.
– Теперь вы знаете, что значит быть королем, Бесси. Это трудно, ужасно трудно – сделать то, о чем я его попросила, но он знает, что иначе нельзя.
За три дня до дня рождения Елизаветы дядю Кларенса допрашивали в парламенте, отец лично принимал участие в разбирательстве дела. Елизавета вместе с матерью ждала новостей, обе они с трудом сохраняли спокойствие. Королева вызвала дядю Риверса, своих родных и друзей, не делая секрета из своего желания видеть семью хорошо представленной в парламенте, чтобы противостоять любой угрозе со стороны дяди Кларенса.
После полудня король прибыл в личные покои королевы, лицо его было серым.
– Он приговорен к смерти, – сообщил Эдуард. – Вел себя вызывающе, но не мог опровергнуть обвинения. Против него будет издан Закон о лишении прав и состояния. Бесси, вы должны знать, что такой закон лишит его жизни, титулов и владений, а также прав его самого и его наследников на престолонаследие.
– Дядю Кларенса казнят? – прошептала Елизавета, ужасаясь тому, что отец был вынужден отправить на смерть родного брата.
– Этого требует парламент, – мягко проговорила мать, одной рукой обнимая дочь.
– Если, конечно, я не воспользуюсь своей прерогативой на помилование, – заметил отец. – Может быть, этого приговора будет достаточно, чтобы Кларенс понял, в какую опасную игру он играет.
Мать набросилась на него, стала бить его по груди кулаками:
– Нет! Вы не можете дать ему ни единого шанса! Это стало бы невероятным безрассудством. Он неоднократно совершал измены. С какой стати вы должны проявлять к нему милосердие?
– Я не должен, Бет, – заверил жену король. – Я сделаю то, что нужно.
Елизавета никогда еще не видела отца таким истерзанным. Ей стало безумно жаль его.
Час спустя, когда они все еще разговаривали в покоях королевы, вошел посыльный и поклонился королю:
– Ваша милость, миледи Йоркская здесь, она хочет вас видеть.
Отец спал с лица.
– Боже. Как я смогу взглянуть ей в глаза? – пробормотал он.
– Это нужно сделать, – вставая, произнесла мать. – Пришлите ее сюда.
Бабушка Йорк словно постарела на сто лет. Держась прямо, она сделала реверанс, а отец встал перед нею на колени для благословения.
– Молю, не откажите мне в нем после всего, что произошло сегодня, – произнес он.
– Я даю его охотно, – молвила герцогиня. – Бог вам судья, не я. Мне известно, что совершил ваш брат и что вам нужно обеспечить безопасность с трудом завоеванного трона. – Она села в кресло королевы у очага – спина прямая как палка, аристократические черты лица превратились в маску скорби. – Это ужасно, когда брат злоумышляет против брата. Дом, разделенный надвое, не устоит, но ваше смелое решение, принятое сегодня, вселяет надежду, что дом Йорков сохранится. – Герцогиня помолчала, борясь со своими чувствами. – Кларенс сам навлек на себя беду. Я пришла сюда не защищать его, а лишь просить о том, чтобы его не казнили публично. Пусть это сделают в частном порядке, в Тауэре.
Отец мрачно кивнул:
– Все будет сделано так, как вы хотите, матушка.
Елизавета слушала в полном смятении. Какой кошмар, должно быть, переживала ее бабушка. На глазах принцессы этот столп достоинства начал разрушаться от горя.
Мать встала и вывела Елизавету из комнаты, пробормотав:
– Вам здесь не место.
Двенадцатый день рождения Елизаветы прошел тихо, в тени происходившей в это время трагедии. О дяде Кларенсе она больше ничего не слышала и даже не знала точно, жив ли он. Принял ли отец бесповоротное решение и тайно казнил его? Думать об этом не было сил.
Не было речи и об отъезде во Францию. Разумеется, ведь отец был занят другими делами. Сидя за столом в Мейденс-Холле вместе с Йорком, Марией и приехавшей из Шина Сесилией, Елизавета смотрела на любимые лица и молилась о том, чтобы ей позволили остаться здесь хотя бы еще ненадолго.
Маргарет и Уорика она пригласила сесть по обе стороны от себя, так как хотела проявлять к ним исключительную доброту и внимание. Бедняжки, они понятия не имели, что их отец обречен. Кузен и кузина Елизаветы хорошо устроились в королевской детской; компания детей примерно одного с ними возраста помогла им расцвести и забыть свои печали. Елизавета поклялась сделать все возможное, лишь бы оградить малышей от ужасной трагедии, которая вот-вот должна была случиться. Когда-нибудь они всё об этом узнают, но пусть не сейчас.
Морозным февральским утром Елизавета находилась в детской в Элтеме и учила малыша Георга ходить, когда в комнату гурьбой ввалились другие дети с раскрасневшимися от игры в саду щеками.
– Надеюсь, вы не приближались к рабочим, – сказала принцесса.
По заказу отца велось строительство нового большого холла; ее брату и сестрам было строго-настрого запрещено подходить к лесам.
– Мы не приближались, – ответила Сесилия.
Четырехлетний Йорк снял с себя стеганый джеркин[15].
– Бесси, вы знали, что дядю Кларенса утопили в бочке с вином? – спросил он.
– Что? – Елизавета не поверила своим ушам, а Анна в изумлении выпучила глаза.
– Стражники так говорили, я слышал, – объяснил им Йорк.
Елизавета разозлилась. Как они посмели обсуждать такие вещи, когда рядом находились дети? Хорошо еще, что сын и дочь Кларенса играли в опочивальне.
– Какая чушь! – воскликнула принцесса. – Вы не должны слушать досужие сплетни.
– Но это правда, – запротестовал Йорк. – Они сказали, отец разрешил ему выбрать, как он хочет умереть, и дядя выбрал, чтобы его утопили.
– Я в это не верю! – возразила Елизавета. – Не смейте повторять эти глупости при Маргарет и Уорике.
Произнося это, она увидела, что смущенный взгляд Йорка метнулся в сторону дверного проема, где стояли дети Кларенса. Один взгляд на их лица сказал ей: они слышали все, что здесь было сказано. Маргарет разрыдалась.
– Я хочу к папе! – кричала она. – Скажите мне, что он жив!
Уорик тоже заревел. Елизавета быстро подошла к ним и обняла обоих:
– Я уверена, это неправда, но схожу и спрошу короля. – Она повернулась к Марии и Сесилии, которые в ужасе смотрели на нее. – Приглядите за ними, – велела сестрам Елизавета. – Придумайте, чем их занять.
Она быстро шла по дворцу, по внутренним дворам, покрытым инеем, и по многолюдным галереям, пока не добралась до покоев короля. Стража впустила ее, и, к счастью, Елизавета застала короля одного в кабинете, он подписывал бумаги, выглядел осунувшимся и усталым. Впервые она заметила седину в его рыжих волосах.
– Бесси! Что случилось?
– О отец!
Елизавета передала ему слова Йорка, рассказала, как расстроились Маргарет и Уорик. Пусть король развеет ее тревогу, скажет, что
