кем-то крупные буквы: «ДОЛОЙ ЦАРЯ!»
— Может быть, это дело твоего деда, Иван, — заговорил Илья Иванович. — Говорят, что лучшего мастера в резьбе по дереву не было в наших краях. А вырезать буквы на дубе — дело трудное, тонкое и хлопотное.
— У меня есть запись в тетради, — сказала Ната, — что у местных властей он был в числе неблагонадежных…
С большим трудом затащили тяжелую долбленку на машину (если бы не «Беларусь», наверно, и не затащили бы) и поехали в Кочки.
Ната и Шура на правах старых знакомых шофера сидели в кабине. Шофер сказал Натке:
— Меня за трубами в Волгоград посылают. Двадцать пятого поеду…
— И меня возьмешь? — обрадовалась Ната.
— Если хочешь, поедем.
— Конечно. Я так далеко в машине не ездила.
— Степку возьмешь с собой?
— Нет! Оставлю в живом уголке — Лешка Сапожников берется сделать живой уголок…
— А не разучится Степка разговаривать в живом уголке?
— Посмотрим.
— А скворцы действительно способные к разговору птицы, — заметил шофер и рассказал Натке историю, которую недавно прочел в газете.
Жили скворцы у одного англичанина. Он научил их говорить. А однажды забыл закрыть клетку, и они улетели. Огорчился хозяин: думал — пропадут. На другой же день ему позвонил какой-то мужчина.
— Вы птиц в доме не держите? — спросил.
— Вы поймали моих скворцов? — догадался хозяин.
— Одного.
— Умоляю, везите быстрее. Я так боялся, что их кошки съедят. Они же ручные.
Наверно, съели бы кошки ручных скворцов, если бы птицы прятались от людей. Но они проголодались и стали приставать к людям. Один сел на плечо прохожему мужчине и сказал:
— Пятнадцать тридцать девять.
Прохожий сначала испугался, остановился, не знает, что ему делать. А скворец опять повторяет: пятнадцать тридцать девять. Догадался прохожий и к телефону-автомату пошел. Набрал номер и спросил:
— Вы птиц в доме не держите?..
Второй скворец оказался еще любезней. Он сел на плечо девушке и сказал:
— Я вас люблю. Пятнадцать тридцать девять.
Девушка тоже догадалась и позвонила хозяину.
Так и нашлись пропавшие скворцы. А если бы они не умели говорить, то непременно их съели бы кошки.
…Ванятка и Лешка ехали следом на «Беларуси».
— Подсвечники мы все равно искать будем! — сказал Лешка Бугаеву.
— Обязательно будем, — с готовностью согласился Иван.
«НЮРА»
Смотреть громковские находки пришли все кочкинцы. Даже на селезневской свадьбе не было столько народу. Пришла и бабка Домашка. Ната допытывалась у нее:
— Может, помнишь, у кого такая лодка была?
— Да мало ли их было таких? Они и сейчас кое у кого есть.
С большим трудом добрался до школы Семен Игнатьевич Сажин, первый колхозный председатель. И ему учинили допрос.
— Не помню, чья, — сказал дед Семен. — Вроде бы как моя. Может, и не моя… А насчет этой пишущей машинки…
— Печатной, — поправила Ната.
— Насчет печатной — верно говорят про Бугаева. Способный он был до дерева и вообще способный. Даже печати умел делать, комарь носа не подточит. — И, закашлявшись, рассмеялся, вспомнил что-то. — Один раз подделал печать, уж и не помню, какую. А приспособил к хорошему делу. Объявился в наших краях человек, странник вроде. В Солонцах арестовали. Оказалось, что это большой революционер и его давно искали. Мы узнали про эти дела. Раздобыли бумаги нужные, написали благодарственное письмо приставу за усердную службу, а еще написали указ передать арестованного вахмистру Соколову, мне значит, для препровождения преступника в волостное полицейское управление. Обе бумаги печатью Бугаева скрепили…
— И освободили его? — спросил Ванятка.
— А как же. Печать верная.
Все это хорошо, важно. Теперь Натке захотелось выяснить, кто же был этот большой революционер? Дед Семен, как освободил его, вскоре сам попался. Потому что за арестованным приехали и в самом деле. Одураченный пристав стал по хуторам рыскать, искать фальшивого вахмистра. Наткнулся на Семена Сажина и опознал.
Тот революционер Сажину не открылся, встреча должна была произойти у Бугаева, но не получилась…
Пришла бабка Бугаиха. На нее была большая надежда. Но…
— Не помню, детки, не помню, чья лодка, — с сожалением сказала Бугаиха. — Стара стала.
— Но у вас такая лодка была?
— Была, была. В половодье на острова за сеном на ней ездили, за дровами-сушняком ездили… — сказала и ушла.
На повороте около правления колхоза Бугаиха остановилась и долго стояла, что-то вспоминала. Вспомнив, торопливо вернулась к школе.
— Вспоминаю, доченька, — сказала. — На лодке то ли на носу, то ли на хвосте ножом было вырезано: «НЮРА». В честь меня, значит, лодку назвал…
— На носу, конечно, на носу, бабушка! — обрадовалась Ната и побежала в класс. Выскочила со щеткой в руках, принялась обметать уже хорошо обсохшую лодку, повторяя про себя «Нюра». Будто без этих повторений слово не объявится.
Объявилось.
— Бабушка Нюра! Бабушка…
Бабушка Нюра уже была далеко.
— Бабушка! — Ванятка рванул вслед. Нагнал, остановил. — Бабушка! Наша лодка!
— Нашлась? Ну слава богу! Теперь в половодье и ты будешь за сушняком ездить.
— Эх, бабушка, бабушка, — огорченно махнул рукой Ванятка. — Все ты забыла.
— Забыла, Ванятка… Ты хоть бы за целый день ложку щей проглотил.
— Не хочу я твоих щей!..
ЧТО БЫЛО ПОЛВЕКА НАЗАД
Вот и закончилось лето. Всего одно лето. Натка повзрослела. Только Шурка осталась прежней. Поглядела на солонцовского шофера и надула губы.
— Изменница ты, Натка.
— Никакая я не изменница, — возразила старшая сестра. — Просто мне повезло. Буду ехать в кабине и бесплатно…
— Нет, ты — изменница.
— Ты же сама первая нарушила договор.
— Когда?
— А на Чертовом озере. Помнишь? Ты сама бегала за Ваняткой, чтобы щуку помог вытащить.
— Это не в счет.
— Нет, в счет.
— Нет, не в счет. Щуку мы не смогли бы вытащить.
— То-то. Не смогли. А договор все равно был нарушен. Вообще наш договор был глупый. Есть дела, которые могут делать только мальчишки, а есть — которые мальчишки не могут, зато умеют девчонки.
Шурка молчала. Она думала о том, права Натка или нет.
Пришел Лешка.
— Ты оставишь нам Степку? — спросил он.
— Оставлю. Только кормите его получше и разговаривайте с ним почаще, чтобы не забывал человеческую речь.
— А он не улетит осенью?
— Нет. Он уже зимовал здесь. Привык. Вообще птицам не обязательно улетать. Если бы корму для них хватало, они зимовали бы здесь.
— Ну, ты уж скажешь, — засомневался Лешка.
— Ничего не скажешь. Это точно. Прошлый год мы ездили на зимние каникулы в Москву. Я