дымком и выпечкой из избушки. Девушка прошла по запорошенной тропинке, остановилась около столба с фонарем и подожгла фитиль. Медленно занялось пламя – знак того, что временный приют ждет своих постояльцев.
Поплотнее запахнув шубку, Шишига всматривалась в чернеющий поодаль лес, пока со стороны опушки не донеслись шорохи. Она наблюдала за тем, как сгущаются и шевелятся тени возле старой скрюченной сосны, и в ночной тишине над поляной летело эхо чьих-то фраз и негромкого смеха. Зимние по очереди появлялись из глубокого разлома в стволе дерева, который в любой другой день выглядел совершенно неприметным. Но в ночь их прихода он озарялся изнутри красно-рыжими всполохами и выпускал нечисть из своих недр.
Девушка переминалась с ноги на ногу возле фонаря, и все ее существо было охвачено нетерпением и трепетным счастьем от узнавания знакомых силуэтов. Они двигались ей навстречу: вразвалочку – невысокий Кит, семенящая подле него Дереза, тяжелыми шагами – волочивший по земле объемистый мешок Буран, еще несколько известных ей по прошлым зимам гостей и замыкающий процессию Свят.
– Ну здравствуй, – первым произнес он, поравнявшись с Шишигой.
– Здравствуй, – тихо откликнулась она, вглядываясь в его лицо, выискивая признаки обиды или холодности и не находя их. – Я скучала по вам.
Она улыбнулась остальным, не в силах сдержать наполнившую ее радость.
– Калачики будут? – весело спросил Кит, и девушка рассмеялась.
– Что в мешке, Буранушка? – обратилась она к великану, кивком указывая на его ношу.
– Всякое нужное, – прогудел тот, – в хозяйстве пригодится.
Компания направилась к дому, перекидываясь шутками и на ходу кратко делясь накопившимися новостями.
– Что, никто так и не признал эту несчастную шляпу? – усмехнулся Кит, обтряхивая в сенях налипший на лапы снег.
– Да ну ее, – махнула рукой Шишига, – висит и висит, я уже с ней свыклась. Ужинать – и в баньку?
Толпа загудела в предвкушении приятного досуга, и тут среди лохматых спин и рогатых голов девушка заметила незнакомое ей существо. Оно походило на ребенка, ростом едва ли ей по пояс, и смущенно пряталось за спинами более рослых товарищей. Из-под пушистой шубки торчали щуплые ножки, а лицо скрывалось за деревянной маской, напоминавшей по форме лопату. В узких прорезях угадывались глазки и рот.
– А ты кто такой? Ты здесь первый раз? – приветливо спросила Шишига, наклоняясь к новичку.
Малыш только потупился и ухватился за первое попавшееся под руку – хвост Кита.
– Ай, – муркнул тот, – отцепись, трусишка, здесь бояться некого.
– Это наш новенький, – пояснил Свят, его губы тронула грустная улыбка. – Зови его Чепуха. Он не может тебе ответить. Но вести себя будет хорошо, мы за ним присмотрим.
Девушка сочувственно покачала головой.
– Здравствуй, Чепуха. А я Шишига, чувствуй себя как дома.
Ей показалось, что в темных глазках мелькнула благодарность.
Нечисть наконец переместилась в горницу и, не переставая оживленно переговариваться, расселась за накрытым столом.
– Как говорится, хлеб на стол, так и стол престол, а хлеба ни куска – так и стол доска! – задорно воскликнул Кит, плюхнув на тарелку добротный кусок пирога.
Все рассмеялись и вслед за ним жадно накинулись на угощение. Шишига разлила по кружкам душистую, пахнущую летом и пчелиными сотами медовуху, и гости подняли здравицу за хозяйку и ее радушный прием. Она пригубила ароматный напиток, наконец отпуская волнение, мучительно свербевшее в груди с самого утра. Свят сидел рядом и смаковал козулю, девушка чувствовала исходящее от него тепло и горьковатый запах костра и кожи. Буран, кряхтя и отдуваясь, торопливо опорожнял горшок с горячей картошкой, а малыш Чепуха отщипывал маленькие кусочки от сахарной плюшки и аккуратно проталкивал их в прорезь своей страшной маски. Он делал это ловко, успевая другой рукой подсовывать под стол Дерезе мороженые еловые шишки. Остальные не отставали, и изобильные лакомства таяли на глазах.
Покончив с трапезой, зимние шумной гурьбой отправились в баню, и до Шишиги, прибиравшей со стола, сквозь открытую форточку то и дело долетали хохот и довольные порыкивания. Она накрыла полотняными салфетками остатки ужина и, забравшись на теплую печку, мгновенно забылась сном. Ей снилось цветущее поле за домом и она сама, бегущая по нему в белом платье рука об руку со Святом. Только вместо шороха трав и ветра фоном постоянно звучало негромкое причмокивание, шебуршание и урчание. Утром на столе ее ждали опустошенные плошки.
Полетели наполненные суетой дни в компании зимних. Без устали топилась печь, принимая в свое раскаленное нутро бесчисленные горшки и противни со снедью. Нечисть в долгу не оставалась: таскали дрова, латали прохудившуюся крышу, чинили плетень и разбрасывали снег. За ночь его порой наметало по самые окна. Некоторые из постояльцев иногда не приходили ночевать в избу. Шишига знала, что у них есть свои дела на земле, но расспрашивать не торопилась.
На четвертый день не дождались Бурана. Он вернулся следующим утром, когда вся компания уже пробудилась и принялась за завтрак. Несмотря на странные подпалины на косматой шерсти, великан имел довольный вид.
– О, а вот и Буранушка явился – не запылился, – ощерил остренькие клыки Кит, – хотя, как я погляжу, шкурку тебе в этот раз малость подпортили!
– Ерунда, – пробасил тот, устраиваясь на своем сундуке и придвигая к себе внушительных размеров миску с творогом, – я уж уходить собрался, как она наружу выскочила да поленцем горящим в мою сторону запустила. Чай, промахнуться трудно было!
Буран развел лапами, демонстрируя во всей красе свою могучую фигуру, и негромко хохотнул. Компания покатилась со смеху.
– Кто выскочил? Откуда? – не выдержала снедаемая любопытством Шишига.
– Зазноба его, – кивнул на великана Кит и хихикнул в испачканные сметаной усы.
– Какая такая зазноба? – недоуменно уставилась на них девушка.
– Супружница моя, стало быть, – пояснил Буран, – навещаю ее да малых своих. Только не малые уж они – рослые мужики, статные…
Шишига непонимающе хлопала глазами, и множество вопросов роилось в ее голове.
– У тебя где-то рядом есть семья? – наконец спросила она.
– Получается, так, – потупился здоровяк, излишнее внимание смущало его – не будь он весь покрыт шерстью, наверняка бы покраснел.
– Что же они в тебя горящими поленьями кидаются?
– Понимаешь, если у кого-то из нас и остались близкие в этом мире, – начал объяснять Кит, – то они не больно-то нам рады. Говоря по совести, нам и вовсе не стоит им показываться – негоже живым видеть таких, как мы…
– Но я же вижу, – перебила Шишига.
– Это другое, – отмахнулся кот. – Так вот, если кто и ходит к своей родне, то не по большой любви.
– А зачем тогда?
– Постращать, знамо дело, – ухмыльнулся Буран. – Уж сколько моя зазноба мне кровушки попила при жизни, ласки от нее сроду не видывал – одни выговоры да попреки. Вот теперь навещаю ее изредка, в окошки стучусь, печку задуваю да безобразничаю всяко. А она, ишь, с поленцем на меня! Еще девкой такая была – горячая, буйная…
Он задумчиво почесал косматую бороду и затих. Шишига решила, что узнала достаточно, и в ответ промолчала, только мягко погладила великанью лапу.
– Что ж, любезные, пора и честь знать, – поднялся из-за стола Свят, – так до самого обеда лясы точить будем. Хотели ж горку сколотить, а то и залить не успеем.
Нечисть загрохотала лавками и стульями и высыпала на улицу. Пару дней назад кому-то пришла в голову мысль построить на поляне ледяную горку. Буран, как знающий толк в дереве, размашисто начеркал угольком на куске бересты схематичный рисунок и раздал указания остальным. Закипела работа. Перед избушкой уже лежали выпиленные по размеру доски и несколько фигурных столбов для опоры. Оставалось подготовить лестницу, собрать нехитрую конструкцию и облить ее водой, чтобы схватился лед.
Зимние дружно трудились, прерываясь только на еду, сон и вечернюю баньку: пилили, строгали, приколачивали и таскали ведра с реки. Утром восьмого дня Шишига проснулась первой, вышла на крыльцо, набросив на плечи пуховую шаль, и обомлела от представшей перед ней красоты. Верхушки леса окрасились теплыми розоватыми бликами, а над ними раскинулась безупречно голубая небесная гладь. В солнечных лучах укрытая снегом поляна переливалась разноцветными искорками, они сияли, точно рассыпанные осколки хрусталя на белоснежном шелке. Возвышающаяся над двором деревянная горка отливала ледяным блеском. Девушка так залюбовалась картиной, что не сразу услышала тихие шаги позади себя.
– Надень, замерзнешь, – сказал Свят и накрыл ее со спины пушистой шубкой.
– Посмотри, как красиво, – произнесла она, кутаясь в мех, – безупречно. Вот бы так было всегда.
– Разве тебе не нравится лето?
– Нравится, конечно, – согласилась Шишига, – но…
Свят вопросительно приподнял брови.
– Летом рядом нет вас.
