так — уголек.
Ну, он рассердился — ажно до слез.
— Обманул меня, что ли, полуверец проклятый? Разве это яйцо? Это — уголь!
Размахнулся и хлопнул его об землю. Глядит, — что за чудо? Только уголек в землю, явилась перед ним барышня, да такая, что лучше и на свете не бывает.
— Ну, — говорит, — спасибо тебе, офицер, что избавил ты меня от долгой муки. Кабы не ты, мне бы век целый в трубе висеть да черным дымом дышать.
Он обрадовался. Не зря, выходит, три года перед печкой сидел да угли мешал.
А она спрашивает:
— Скажи мне, добрый человек, кто ты есть и как сюда попал?
Он рассказывает:
— Так и так. Офицером был, служил в этих местах. Да вот не стало у нас в роте табаку. Мы собрались вшестером и пошли табаку искать.
— А где же те пятеро?
— Да за табаком пошли. Я один остался. Уж больно мне узнать захотелося, что это за печка такая.
— Ну, счастье твое, что остался, — барышня говорит. — Я тебе за все отплачу — доволен будешь. Поедем скорей к моему отцу.
Он говорит:
— Поедем.
А сам думает: «Легко сказать, „поедем“, да вот ехать-то на чем? Кругом лес густой, до жилья далеко, и в какой оно стороне — вовсе неведомо».
Пригорюнился офицер.
— Эх, — говорит, — коли бы не ушел от печки на три дня ходу, вернулся бы да спросил у старика того, полуверующего, чем тут делу пособить. Как ни говори, а он тут здешний…
И только он это подумал, появился перед ним на поляне серый конь, будто из земли вырос.
Смотрит, только не говорит: садитесь — свезу!
Погладил его офицер и думает:
«Мне-то хорошо, а барышне неловко будет. Вот не догадался старик тарантас подать».
Глядь — откуда ни возьмись — тарантас является. Колеса красные, гвоздики медные, — смотреть весело.
Ну, запрег коня, усадил барышню в тарантас.
— Куда, — говорит, — ехать?
А она отвечает:
— Этот конь лучше нас дорогу знает. Пусти его по вольной воле. Привезет, куда надобно.
Он так и сделал.
Бросил вожжи, а серый конь как с места взял, так и покатил. Где бы месяц идти, он, может, в час один домчал.
Вот уж и город видать. А Серый так и летит, так и летит — нигде не приворачивает.
Катит серединой города, по главной улице, и останавливается перед одним домом. А дом этот самый хороший в городе, и живет в нем богатейший купец с женой. Вдвоем живут, без детей, без внучат. Была у них дочка, да еще из люльки потерялась. И следов не нашли. Вот этот купец со своей хозяйкой смотрят в окно и видят — остановился перед ихними воротами тарантас. Серый конь в него запряжен, и сидят в тарантасе офицер молодой и барышня-красавица.
— Мать, а мать, — купец говорит. — Погляди-ка, вот такой самый тарантас пропал у нас лет пятнадцать назад. И колеса такие были, и гвоздики.
— Твоя правда, отец, — говорит купчиха. — И конек будто наш. Помнишь, из конюшни у нас такого конька свели. Погляди-ка, — и лысинка на лбу, и на спине ремень…
— И девицу я эту будто где видел, — говорит старик. — То ли во сне, то ли наяву, — то ли это она на тебя похожа, как ты молодая замуж за меня шла.
Купчиха так и охнула.
— Ох, дак ведь это, надо быть, дочка наша, что из люльки пропала. Никто как она.
Выбежали они оба на улицу и давай дочку обнимать, целовать. А та говорит:
— Вот, маменька, кабы не этот человек, что в тарантасе сидит, не видать бы мне свету белого. Три года он из-за меня в лесу один-одинешенек жил, три года спины не разгибал, снов не досыпал, и ничего за все свои труды не взял, только меня взял.
Отец с матерью спрашивают:
— Как же его за труды наградить?
А дочка отвечает:
— Повенчайте нас с ним, и буду я ему женой верною, а он вам будет заместо сына и наследника.
— Что ж, доченька, это можно. Сыновей у нас нету.
Ну, повенчали их, свадьбу справили, и говорит купец зятю:
— Вот что, зять милый, подписываю я под тебя все свои магазины и лавки, склады и погреба, корабли и подводы. Правь ты наши дела, а мне и отдохнуть пора.
— Ладно, папенька, — говорит офицер. — Управимся. Только надо мне хороших приказчиков нанять. Нет ли у вас в городе таких-то пятерых солдат, из такой-то роты, такого-то полка? Нужно мне их разыскать.
— Нужно, так нужно.
Послали сыщиков солдат разыскивать, — по пристаням да по баржам, по трактирам да по ночлежкам, по дворам да по задворкам. День искали, два искали, на третий день нашли и приводят всех пятерых к офицеру.
Узнали они начальника своего, сплакали — да в ноги ему:
— Ты уж прости нас, Иван Васильевич, что мы тебя в лесу одного бросили. Виноваты, дак и каемся. Теперь — хочешь, не хочешь, на час от тебя не отстанем. Хватили мы без тебя всячины — и холоду, и голоду.
— А табаку нажили?
— Какое — нажили! И дыму не нюхали.
— Ну, когда так, поставлю я вас всех в приказчики. Одну службу вместе служили, и другую послужим.
Они рады-радешеньки.
— Куды хошь ставь, только не бросай. А уж мы тебе угодим.
Ну он так и сделал — поставил их всех приказчиками, а сам сел хозяином.
Вот когда нажили табаку, спичек, бумаги! Вот когда курят!
Иван Репников
Жил на деревне старик, и было у него три сына. Вот он говорит им:
— Дети, надо бы нам дров нарубить. Какие вам топоры дать?
Один говорит:
— Мне фунта в два!
Другой:
— Мне в три фунта!
А третий:
— Фунтов в десять.
Дал им старик по топору, и пошли они дрова сечь.
Первый день ходили — два брата по две сажени насекли, а меньшо́й, Иван, только время зря провел.
Приходит домой. Отец его спрашивает:
— А ты что ж? Топор нянчил?
Иван говорит:
— Да я лесу не мог прибрать: мелко́й лес.
На другой день братья по
