почти одинаковом дальнейшем тексте, он был очень доволен.
— Вот то-то я и говорю. Конечно дело — много песен. А всего-то сколько их, да какие они все-то — кто зна?
Вероятно, многие любители народных песен ответили бы приблизительно так же. На первый взгляд старый русский народный песенный репертуар действительно может показаться и огромным, и очень сложным, и очень пестрым. Такое впечатление вполне закономерно: наших песен напечатаны десятки тысяч; но и сегодня в самых различных изданиях продолжает публиковаться немало ежегодно собираемых записей. Все эти издания, давая подчас и совсем свежий, неизвестный науке материал, в то же время печатают и перепечатывают сотни вариантов текстов, известных в литературе уже много десятилетий. И очень хорошо, что они это делают. Спасибо им! Потому что таким путем исследователи получают множество данных для наблюдений над бытованием, исторической жизнью песни, над ее географическим распространением, творческой обработкой ее исполнителями, для изучения вариативности художественных образов, взаимоотношений литературы и фольклора — словом, для постановки и прояснения целого ряда вопросов, связанных с наукой о народном творчестве. И в то же время материал всех этих изданий полностью подтверждает наблюдения деда Маркела, с которыми нельзя не согласиться и фольклористам-исследователям: песен много, весь народный быт, быт разных классов, разных социальных групп, быт общественный, трудовой, военный, семейный, радостные и горестные личные переживания и думы отдельного человека, обстановку его жизни, хозяйства и т. п. — все это отразила и запечатлела в своих строках традиционная бытовая песня. Но впечатление необъятности репертуара создается в основном за счет огромного количества вариантов, параллельных текстов, возникновение которых обусловлено спецификой различных районов и местных песенных традиций, различных хронологических эпох и другими обстоятельствами.
У нас еще нет описаний, справочников, указателей каталогов, работ по систематизации, которые помогали бы как самим исследователям, так и широким кругам читателей лучше ориентироваться в богатом составе национального народного поэтического творчества. Такие описания и указатели необходимы прежде всего для основных фольклорных жанров — былин, сказок, песен.
Вероятно, легче всего было провести такую работу по сказке: сказка как жанр всегда сюжетна и пересказать вкратце ее содержание не составляет особого труда; вместе с тем большое количество «бродячих» сюжетов в русском сказочном репертуаре роднит русскую сказку со сказками других народов и позволяет включить русский сказочный материал в сюжетный указатель мирового сказочного фольклора. Это уже труднее сделать с былиной, хотя она во многих случаях имеет общие идейно-художественные и сюжетные черты с эпосом других стран. Но все же и русскую былину, и русскую сказку можно как-то сопоставить в соответствующих международных указателях с эпическими и повествовательными фольклорными жанрами других народов.
А песню нельзя. Для русской традиционной обрядовой и лирической песни аналогий и в мировом песенном материале нет. Она имеет частичные параллели только в песнях южных и западных славян и — основное затруднение — не может быть включена в какой бы то ни было международный справочник или указатель сюжетов уже потому, что далеко не у всех традиционных русских песен эти сюжеты имеются. Да, конечно, у песен лиро-эпических, у песен-баллад с отголосками исторических или семейно-романтических событий сюжет зачастую найти можно. Но в общей массе русской песенной лирики процент песен с развернутым сюжетом невелик. Если русские былины и сказки обрисовывают общие для различных народов героические идеалы, поднимают на щит общие для всего прогрессивного человечества идеи добра, мужества, гуманности, патриотизма, если их содержание может быть рассказано последовательно и логично, то русские бытовые песни сильны не логикой и не занимательностью повествования, не грандиозностью развертываемых картин. Их сила в глубочайшей эмоциональности, в обаянии поэтических сопоставлений, символики и красочных сравнений, в пластике лирических образов, встающих из сочетания текстов с напевами, в отборе языковых средств. Эти задушевные лирические высказывания, воспоминания, признания, жалобы и надежды имеют у каждого народа свое национальное выражение, свою особую художественную форму и образы для этого выражения. Поэтому исследователь, желающий нарисовать общую картину русской традиционной песенности, вряд ли сможет при этом сослаться на опыт иноязычных ученых, систематизирующих песенные богатства своих народов. В свою очередь и иноязычным ученым русское исследование в этом плане едва ли помогло бы в работе над их национальным материалом. Тот факт, что при наличии международного справочника по сказочным сюжетам такого же международного сводного справочника по народным песням до сих пор нет, очевидно, не простая случайность. Такой справочник нельзя составить на основе кабинетных домыслов и отвлеченных, умозрительно созданных теоретических схем, к которым песни разных народов притягивались бы искусственным образом. Конечно, каждый исследователь должен быть знаком с соответственными работами ученых из других стран. Но указатели песенных жанров и сюжетов у разных народов, очевидно, совпадать не будут.
Русских песен действительно очень много. Но когда просмотришь тысячи публикаций, сам поездишь, послушаешь, позаписываешь и понаблюдаешь — убеждаешься, что систематизация всего этого огромного количества материала — задача все же не вовсе безнадежная. И тогда очень захочется приняться за это дело. Для начала (ведь надо же когда-то с чего-то начать!) взять из многих возможных принципов хотя бы принцип тематический и в порядке самого непритязательного опыта рассмотреть, каково конкретное содержание, конкретные сюжеты и сюжетные мотивы русской народной бытовой песенности, перечислить, о чем в ней рассказывается, посмотреть, насколько глубоко и подробно разрабатывает она свои темы.
Все это сделать возможно. А нужно ли? Думается, что нужно.
Нужно это прежде всего для того, чтобы на конкретном материале уяснить взаимосвязь народной песни с народным бытом и выявить национальную специфику в жанрах и темах русской песни. Затем — для того, чтобы широкие круги слушателей и читателей глубже поняли и осмыслили все содержание, всю идейно-художественную и эмоциональную емкость своего национального народного творчества. Затем, конечно, и для того, чтобы облегчить возможность при исследованиях сравнивать русскую песню с песней братских народов и путем сопоставлений наблюдать жанрово-тематическую общность и различия в устной народно-поэтической традиции соседей-славян. В плане изучения поэтики кажется интересным сопоставление вариантов зачинов одной и той же песни, иногда довольно многочисленных[6]. Словом, всех задач, которые мог бы помочь прояснить такой указатель, сразу не предусмотришь, но когда ближе подойдешь к материалу, их может выявиться немало.
Я и подошла.
Начинать, естественно, следовало с учета имеющихся публикаций. За последние двести лет множество традиционных песен печаталось в специальных изданиях, в разнообразных сборниках, журналах, научных трудах, литературных и музыкальных песенниках, отчетах фольклорных экспедиций и т. п. Еще больше лежало (и лежит) неизданного по государственным и частным рукописным архивам, разработка которых, надо надеяться, когда-нибудь станет делом целого коллектива фольклористов.
После составления картотеки
