на выборах в Национальное собрание, привлечение буржуазно-республиканских партий в правительство стало бы требованием самосохранения республики. Одновременно это было жизненной необходимостью для Германии как нации»{61}.
Первым важным решением Национального собрания стало принятие 10 февраля 1919 г. проекта закона, предложенного на рассмотрение статс-секретарем министерства внутренних дел Гуго Пройссом, о временной власти в рейхе, т. е. о временной конституции. На следующий день подавляющим большинством голосов парламентарии избрали временным рейхспрезидентом Фридриха Эберта. Глава социал-демократов большинства, будучи председателем Совета народных уполномоченных, заслужил уважение и в буржуазных кругах. В свою очередь, Эберт надеялся, что, занимая высший пост в республике, он сможет олицетворять ведущую государственную роль социал-демократии и одновременно обеспечить необходимое, по его мнению, сотрудничество умеренных сил рабочего движения и буржуазии. Эберт не был человеком смелого ума, не говоря уже о харизме, его публичные речи были скорее прямодушными, чем зажигательными. Но его отличала трезвость мыслей, трудолюбие и упорство — «буржуазные» добродетели, облегчавшие центристским партиям возможность отдать ему свои голоса и положиться на то, что он будет на своем посту беспристрастен в отношении партийных симпатий и антипатий. Однако многие консервативные граждане воспринимали как наглость то, что преемником кайзера стал бывший подмастерье шорника, учившийся только в начальной школе. Широкие знания и самообразование, которым всю жизнь занимались Эберт и другие ведущие социал-демократы, не брались в расчет: с самого начала президентства ему пришлось мириться с чванством тех, кто категорически отрицал способность людей «из народа» занимать высокие государственные посты.
Уже 11 февраля, в первый день своего пребывания в новой должности, Эберт дал поручение сформировать правительство бывшему народному уполномоченному Филиппу Шейдеману. В отличие от Эберта Шейдеман был блестящим оратором, умевшим вдохновлять и впечатлять как огромные массы, так и небольшие собрания. Опытный парламентарий, Шейдеман предпочитал избегать конфликтов, как правило, он выступал в поддержку начинания только тогда, когда был уверен в успехе. В качестве премьер-министра рейха, как гласил его титул, он был скорее модератором, чем руководителем. Подобный стиль работы Шейдемана импонировал партнерам по коалиции: первый глава правительства, сформированного парламентским путем, практически не давал им поводов для недовольства{62}.
Важнейшим внутриполитическим вызовом для кабинета Шейдемана стало забастовочное движение, сотрясавшее Германию в первые месяцы 1919 г. Для подавляющего большинства рабочих война стала причиной резкого сокращения реальных доходов. Рабочие считали само собой разумеющимся, что социальные завоевания, связанные с соглашением Штиннеса — Легина, прежде всего восьмичасовой рабочий день, были лишь первым шагом к дальнейшему улучшению их положения. Первоочередным для них было ощутимое увеличение оплаты труда — требование, по поводу которого профсоюзы и предприниматели, как правило, быстро приходили к соглашению, поскольку и те и другие видели в этом средство сдерживания социального недовольства. Поскольку повышение зарплат сопровождалось постоянным ростом цен, работодатели вполне мирились со своими уступками. Инфляционное действие спирали «зарплаты — цены» осознавали все участники процесса. В апреле 1919 г. один референт из демобилизационного ведомства, в компетенции которого находилось повышение цен, отмечал, что текущий высокий уровень зарплат сам по себе не несет никакого риска: «Повышение выплат само себя корректирует, поскольку таким же образом понижается покупная цена денег»{63}.
И все же, чем бы ни заканчивались переговоры о росте зарплат и сокращении рабочего времени между сторонами коллективного договора, результаты оставались, как правило, значительно ниже ожиданий работников. Особенно высоким был уровень недовольства среди шахтеров, которые, как занятые на особо трудных работах, сравнительно мало выиграли от введения восьмичасового рабочего дня. Зимой 1918–1919 гг. они стали первыми знаменосцами «социализации», которая однако трактовалась ими в высшей степени по-разному в зависимости от политической ориентации. Синдикалистское направление, базировавшееся в Хамборне, выступало за то, чтобы рабочие непосредственно руководили шахтами, в то время как для сформированной 9 января в Эссене «Комиссии девяти» на первом месте стоял контроль над шахтами — неважно, частными или государственными — выборными советами рабочих.
С требования введения советской системы в сфере экономики, т. е. всеобъемлющего контроля над промышленностью со стороны производственных советов, в январе 1919 г. началась вторая фаза революции. На первой фазе речь шла прежде всего о политической демократизации — цели, приверженность которой наряду с рабочими выражали также широкие слои буржуазии. На второй фазе революции ее базис сузился до промышленного пролетариата, требования стали более материальными и радикальными. Движение за советскую систему в экономике отстаивало цели, не нашедшие поддержки большинства на выборах в Национальное собрание. Там, где решающее слово принадлежало синдикалистам и коммунистам, забастовки в поддержку социализации протекали зачастую с применением крайнего насилия. Таким образом, конфликт рабочих с коалиционным кабинетом Шейдемана был неизбежен.
Правительство ответило на беспорядки и «дикие» забастовки введением фрайкоров — новых добровольческих корпусов, возглавляемых молодыми офицерами. Они формировались зачастую из участвовавших в войне студентов и представляли собой в политическом отношении крайне правые подразделения для борьбы с «большевизмом». Так, 14 февраля по приказу командующего VII армейским корпусом в Мюнстере генерала Ваттера фрайкор Лихтшлаг занял после кровопролитных боев Хервест-Дорстен, где за четыре дня до этого левыми радикалами был убит консервативно настроенный начальник канцелярии. Всеобщая стачка, начавшая затем по призыву коммунистов и левых радикалов, достигла своего апогея 20 февраля, когда в ней участвовало уже более половины рурских горняков. Лишь несколько дней спустя акция стала сходить на нет.
Намного больший масштаб приобрела следующая всеобщая стачка в Рурской области, прошедшая в апреле. Незадолго до этого между профессиональными союзами горняков и работодателями было заключено соглашение о постепенном сокращении рабочих смен: сначала с 8 до 7,5 часов, ас 1921 г. — до 6 часов. Однако надежды профсоюзов на умиротворяющее воздействие достигнутых договоренностей не сбылись. 24 и 25 марта произошли кровавые столкновения рабочих и полиции в Виттене, 11 человек было убито и множество ранено. Виттенские беспорядки инициировали волну забастовок на территории между Бохумом и Дортмундом. Бастующие требовали признания советов рабочих и солдатских депутатов, немедленного исполнения военно-политических решений Съезда советов, незамедлительного введения шестичасовой рабочей смены и разоружения полиции как в Рурской области, так и по всей Германии. 30 марта в Эссене была созвана конференция шахтерских делегатов, полностью контролировавшаяся НСДПГ и КПГ. Подавляющим большинством голосов делегаты постановили выйти из профсоюзов и основать «Всеобщий союз шахтеров», основанный на системе советов. Место эссенской «Комиссии девяти» занял Центральный совет шахт. Кроме того, единогласно было принято решение провести бессрочную всеобщую забастовку. 1 апреля бастовали более трети, а 10 апреля — уже три четверти всех рабочих коллективов.
Для правительства Шейдемана складывалась крайне опасная ситуация. Угольная промышленность была ключевым сектором германской экономики; длительная всеобщая забастовка шахтеров привела бы к экономическому коллапсу всего рейха. 31 марта кабинет ввел в Рурской области
