ласке, обращенной к ее внуку.
Взор Панкратия Клементьевича затуманился:
— Такой же вот хлопец теперь… Давно его не видел…
Софья Павловна сочувственно помолчала и принялась вместе с подоспевшей Настасьей уговаривать малыша «выпить молочка и покормить мишку». Сережа упирался — он так и липнул к новому гостю, чувствуя его искреннее участие и душевное расположение. Наконец Телешев вызвался сопровождать мальчика к обеду и — при условии безотказного мытья рук и хорошего аппетита — рассказать ему «веселую побасенку».
— А что это, что? — недоумевал заинтригованный ребенок.
— А вот тогда и узнаешь! — бодро пообещал Панкратий Клементьевич и весело подмигнул, отвечая на благодарные взгляды женщин.
Обаятельный и общительный гость целый день без устали возился с мальчонкой, чем окончательно покорил сердца его бабушки и няни. Встав на колени и заполонив собою чуть ли не всю детскую, он с упоением катал с Сережей машинки, демонстрировал по части игр удивительную изобретательность и неохотно отрывался от мальчика, когда того уводили «в уборную» или «помыть ручки». Софья Павловна предложила гостю отправиться на кухню пообедать, тот не сразу, но твердо отказался.
Вечером Сережу принялись переодевать ко сну, а в прихожей хлопнула дверь и послышались негромкие голоса людей, снимавших запорошенную снегом одежду, — это были Мария Сергеевна с товарищем Вышевичем. Давид Моисеевич бережно придерживал суконное пальтишко «на рыбьем меху», пока его спутница высвобождала руки из рукавов, при этом вся его массивная фигура излучала заботливую нежность. Сжав в огромных ладонях ледяные кисти Марии Сергеевны, он тихонько растирал их, не сводя с женщины глаз.
— Мама-а-а-а! — заверещал Сережка и, в первый раз за этот день добровольно покинув товарища по играм, бросился в прихожую — к матери, которая с ходу обхватила и прижала его к себе.
— Ну как ты, малыш? Хорошо себя вел? — Она наклонилась к мальчику, с нежностью глядя на него.
Появившаяся на пороге Софья Павловна улыбалась, товарищ Вышевич тоже изобразил умиление. Софья Павловна поцеловала холодную с мороза щеку дочери и негромко предупредила, что Марию Сергеевну с утра ждут — боевой товарищ, Телешев.
— Телешев? — удивилась Мария Сергеевна. — Ну что ж, сейчас разберемся…
Она повернулась в сторону гостиной и остолбенела: привалившись к стене и скрестив на груди руки, в гостиной стоял незваный гость в серой гимнастерке и наблюдал за ней — напряженно, пристально.
— Ну, здравствуй, Мария… — негромко, но веско произнес он и двинулся навстречу.
Примерно секунду Мария Сергеевна пронзительно всматривалась в полузабытое огрубевшее лицо и вдруг глуховато вскрикнула, прижав руки к груди:
— Алеша!
У нее ослабли колени, и она стала непроизвольно оседать, прислонившись к стене. Товарищ Вышевич, преодолев замешательство, бросился было поддержать, но рослый мужчина, стремительно метнувшись, уже подхватил ее и нес в гостиную — на топчан.
— Нашатырь! Мокрое полотенце! — скомандовал он.
Настасья спохватилась и бросилась выполнять.
Онемевшая было Софья Павловна шагнула к дочери:
— Машенька!
Посуровевший гость по-деловому отстранил ее плечом, принял нашатырь и немного поводил флакончиком из стороны в сторону — близ лица Марьи Сергеевны. Та быстро восстановила дыхание — и тихо переспросила:
— Алеша?
В ответ мужчина молча поцеловал ее холодную ладонь, преданно и горячо глядя женщине в глаза. Мария Сергеевна, привстав на локте, глянула ему в самые зрачки… поверила — и порывисто обняла. Затем, полуобернувшись к своим, позвала, задыхаясь и преодолевая волнение:
— Мама! Алеша мой вернулся! — Затем она обратилась к испуганному мальчику: — Сереженька! Иди сюда, сынок… Детка, здесь — твой папа…
Мальчик широко распахнул глаза, а Алексей привлек к себе жену и сына. Сереже стало неловко от колючей щетины, но, ошеломленный, он не посмел отстраниться. Силясь подавить выступившие слезы, Алексей молча терся щекой о растрепавшиеся волосы Марии Сергеевны и ладонью придерживал у груди головенку сына.
За этой сценой с порога наблюдала Капитолина Ивановна: в суматохе никто и не заметил, как хлопнула незапертая входная дверь и девушка прошла в дом. Поодаль стоял товарищ Вышевич, не зная, как себя вести и куда деваться. Мария Сергеевна, оглянувшись, заметила его замешательство, но промолчала. Алексей же, проследив за ее взглядом, подозрительно посмотрел на Вышевича.
— Это кто, Маша? — спросил он.
— Алеша! Товарищ Вышевич со мною пришел, это мой хороший друг, — неожиданно подала голос Капитолина.
Мария Сергеевна вздрогнула; Вышевич и Софья Павловна с изумлением воззрились на девушку, но она не дала никому опомниться и подалась вперед:
— Как же я рада, что ты жив-здоров, морской бродяга, старый дружище!
— Здравствуй, сестренка! — искренне обрадовался Алексей.
Подошел — и тут же отступил, с удивлением оглядывая стройную миловидную барышню — свежую, раскрасневшуюся с мороза, с рассыпанными по плечам черными как смоль, влажными от стаявшего снега кудрями и темными бархатистыми глазами.
— Какая же ты стала красавица, Линка! — заметил он восторженно. — Не чаял тебя увидеть! Ты как здесь?
— После расскажу! — радостно рассмеялась Лина.
Привстав на цыпочки и обхватив склонившегося Алексея, она звонко расцеловала его в обе щеки.
— Ну и ежик же ты у нас! — весело заметила она, уколовшись о щетину.
Алексей, возбужденно смеясь, потер лицо и пообещал ликвидировать поросль при ближайшей возможности; пожал он руку и неподвижному, мрачному Вышевичу.
— А я-то все смотрю: никак Сережка наш на гостя так похож, прямо диво! — простодушно вставила свое слово взбудораженная Настасья.
Мария Сергеевна, поднявшись, тоже радостно приобняла Лину и неприметно, с благодарностью, тихонько пожала ей руку, они понимающе переглянулись.
Софья Павловна все никак не могла прийти в себя и принялась выспрашивать Алексея: почему явился под чужим именем? Где был все эти годы? Откуда теперь и какими судьбами?
Алексей кинул многозначительный взгляд на жену и стал сдержанно отговариваться, что еще настанет время все рассказать, но не сию минуту… не все сразу. Мария Сергеевна, спохватившись, попросила Настеньку накрыть стол к ужину в столовой. Отправив вперед Софью Павловну с Сережей, а также Капитолину, взявшую Алексея под руку, она с виноватым видом приблизилась к Вышевичу.
— Давид Моисеевич, — смущенно начала она, — видите ли… Вернулся мой муж, которого я долгие годы считала пропавшим без вести и… Одним словом, в свете этих событий продолжение наших отношений в прежнем ключе не представляется возможным. Простите меня, Давид Моисеевич, что понапрасну обнадежила вас…
— Мне уйти? — холодно, с вызовом спросил Вышевич.
— Как знаете… Но, я надеюсь, вы сами понимаете, что ввиду последних обстоятельств…
— Не надо лишних слов, — прервал ее Вышевич, — вы сделали свой выбор. Прощайте! — Он решительно вернулся в прихожую.
Мария Сергеевна с сожалением посмотрела ему вслед, но нежданная огромная радость, заполнившая все ее существо, перевесила чувство неловкости и позднего раскаяния… Женщина поспешила в
