столовую.
За столом Капитолина мимоходом извинилась за ранний уход мнимого ухажера, женщины промолчали. Софья Павловна возобновила настойчивые расспросы, но Алексей спокойно и твердо пояснил, что сперва ему необходимо обговорить все с женой. Мария Сергеевна при этом встревоженно глянула на него, а Софья Павловна, надувшись, недовольно умолкла.
Алексей взахлеб выспрашивал жену, когда родился Сергунька, когда она окончательно решила остаться в Питере, как они жили, трудно ли материально. Мария Сергеевна охотно и обстоятельно отвечала на естественные и логичные вопросы, но при этом не могла не отметить, что Алексей как будто не до конца в курсе политической обстановки, да и просто особенностей повседневной жизни. Он что же, совсем газет не читает? Встревожила ее и необычная для Алексея интонация, невзначай проскальзывавшая в разговоре.
Алексей же, в свою очередь, незаметно присматривался к жене. Он не мог не отметить, что годы неблагополучия и тяжелой работы наложили отпечаток глубокой усталости на когда-то свежее лицо его дорогой Марьюшки, окружили глаза преждевременной сеточкой морщин. Впрочем, несмотря на приближавшееся сорокалетие, она оставалась энергичной и привлекательной. Алексей все не мог поверить вновь обретенному счастью и время от времени тихонько накрывал ее руку своею ладонью — и тогда они стремительно переглядывались: он — порывисто и нетерпеливо, она — любовно и радостно.
Глава 4
Вскоре Капитолина засобиралась к себе, Настасья увела в детскую раскапризничавшегося Сережку, а Софья Павловна, никак не примирившаяся с появлением невесть откуда свалившегося на ее голову загадочного зятя, объявила, что Алексею постелили в гостиной на диване. Алексей, нехотя оторвавшись от своей Марьюшки, удивленно взглянул на Софью Павловну и спокойно ответствовал, что не стоило беспокоиться: его место — в спальне законной супруги. Софья Павловна протестующе вскинулась, но, остановленная непреклонным взглядом Марьи Сергеевны, пробурчала что-то несуразное про угнетение женщин — и отступила. Произошла неловкая заминка. Наконец Софья Павловна собралась с мыслями и, стараясь, чтобы слова звучали как можно равнодушнее, спросила, не завелось ли у него за время разлуки еще одной «супруги». От Надежды ей было известно о существовании Дарьи и Степана. Мария Сергеевна сделала непроизвольно резкое движение, как бы желая остановить уже прозвучавший вопрос, но промолчала и, до боли прикусив губу, ждала ответа. Алексей отметил замешательство жены и, потянув к себе с комода гитару, исполнил романс «Гори, гори, моя звезда», с особым чувством пропевая строки «Ты у меня — одна заветная, другой не будет никогда…» и неотрывно глядя ей в глаза. Для Марии Сергеевны его интонации звучали по-особому — полные глубокого смысла… Ей хотелось верить — и она верила. Софья Павловна сочла ответ неубедительным и, всем своим видом выражая недовольство, демонстративно удалилась.
Ее шаги стихли, но воссоединившиеся супруги еще немного помолчали.
— Рассказывай же, Алеша, — требовательно приступила Мария Сергеевна. — Что с тобой происходило в эти годы? Как спасся от расстрела? Где скитался? Я уверена, что только непреодолимые обстоятельства удерживали тебя вдали от нас… Так?
— Так, — не отводя взгляда, просто отвечал Алексей.
Это была тяжелая бессонная ночь; усталые Алексей и Мария, потеряв счет времени и несколько раз заваривая крепкий чай, проговорили до самого утра, так и не добравшись до постели. Рассказ мужа взволновал Марию Сергеевну: обхватив голову, она в отчаянии собиралась с мыслями, пытаясь понять, как же ей теперь жить и что со всем этим делать. После стольких лет ожидания, когда она, отрицая, казалось бы, очевидные факты, продолжала надеяться и верить, тоскуя по вечерам и разговаривая с фотокарточкой мужа, вглядываясь в сына и радостно узнавая черты Алексея. Вплоть до последнего времени она отвергала настойчивые доводы матери и сестры о необходимости — ради Сережи! — супружества с Вышевичем…
Алексей рассказал, как и на каких условиях ему удалось избежать расстрела на Кубани, о своем освобождении. О том, как он позже примкнул к сопротивлению донских белоказаков, как эмигрировал с потоком беженцев с территории Советов и как тогда же ему удалось вывезти за границу Дарью с сыном. Рассказал, что какое-то время состоял в Иностранном легионе, как потом, скопив денег, в одном из сел закарпатской Пряшевской Руси, приобрел дом для Марии, — тогда он еще не знал о существовании Сережи. Дарье он предоставил выбор: поселиться в Словакии — в соседнем селе или на недавно образованном Кубанском казачьем хуторе в сербском местечке Сремски-Карловцы, у знакомых. А вот теперь, приготовив «гнездо» для своей семьи и приобретя фальшивые документы, с риском для жизни, он нелегально пробрался в РСФСР и просит жену последовать за ним.
— Шесть лет, Маша, — горько повествовал Алексей, — шесть лет, изо дня в день, воспоминания о тебе поддерживали меня и давали силы идти к одной цели — увезти тебя из этого кошмара, быть с тобой… Ты и впрямь была для меня путеводной звездою…
Мария Сергеевна, насупившись, молчала. Наконец она подняла голову и невесело усмехнулась:
— Да ты понимаешь, Алексей, что ты теперь — военный преступник, отъявленный контрреволюционер, и что я тебя, по сути, обязана передать в органы гэпэу?
— Маша, я… разные мнения слыхал и не толковал бы однобоко… Мне отречение от прежних взглядов далось нелегко… непросто, мучительно… но с правдой не поспоришь.
— Знаешь, ты подвергаешь мою любовь слишком тяжелому испытанию.
— Я действовал, как умел и как находил лучшим для нашей семьи. И если ты хотя бы минуту будешь до конца честна сама с собой, ты тоже все поймешь.
— А что, если я не соглашусь ехать с тобою?
— Тогда… Я останусь здесь, и мною действительно рано или поздно заинтересуется гэпэу — это только вопрос времени.
— И?
— И я все рано останусь с вами. Конечно, если ты позволишь…
Мария Сергеевна задумалась. Смертельно усталая, она с тоской посмотрела на серый дневной свет за окном и, осознав, что уже позднее утро, поднялась, чтобы позвонить в Ленгубисполком, сказать, что ее сегодня не будет. Потом, повинуясь непонятному побуждению, она перезвонила товарищу Берингу и спросила, можно ли временно привезти Алексея, попросив не распространяться о его приезде: Виктор Лаврентьевич был уже в курсе его возвращения — узнал от Капитолины.
— Выгоняешь? — с напряжением в голосе спросил Алексей.
Мария Сергеевна мельком глянула на него и, не отвечая, прошла распорядиться, чтобы срочно собирали Сережу. Настасье и Софии Павловне она строго-настрого внушила, что никто к ним не приходил и никакого гостя они в глаза не видывали, — это вопрос жизни и смерти. Перепуганные женщины молча закивали.
Мария Сергеевна поцеловала закутанного в платок поверх шубки Сережку и, объяснив, что они с папой отправляются
