нем, не так, не тогда, когда я знаю, что не могу дать ему будущее. Черт, я ничего не смогу ему дать с этим камнем на пальце.
Мысли о нем приведут только к плохим вещам, я это знаю, но думать — это все, что у меня есть.
Воображение — это все, что я могу получить.
В реальной жизни мне приходится продолжать игнорировать его. Что легко, учитывая, что у него нет моего номера телефона, но в школе, Боже, его трудно избегать. Когда я чувствую их присутствие в зале, я проталкиваюсь в ближайший класс, бегу в противоположную сторону, прячусь за дверьми.
Я не хочу, чтобы он меня видел, потому что не хочу говорить ему правду.
Крики радости рикошетом раздаются за закрытой дверью нашего домашнего кинотеатра, и моя голова падает на черные кожаные откидные сиденья, надеясь, что, если я нажму достаточно сильно, я исчезну внутри него.
Последнее, что я хочу делать сегодня вечером, это устраивать вечеринку в честь Хэллоуина. К счастью для меня, Лиззи и Мэри компенсируют мое отсутствие. Я даже не хотела вбрасывать эту вещь, но, когда мои друзья узнали, что моих родителей не будет в городе с Истоном и его отцом, они умоляли воспользоваться моим домом.
Я задержалась достаточно долго, чтобы позировать для фотографий, чтобы их можно было расклеить по всему Facebook и Instagram, но я быстро исчезла в этой комнате в задней части дома. Здесь в основном тихо, и я знаю, что никто не придет искать меня здесь.
Мой потрепанный сценарий «Сна в летнюю ночь» серьезно нуждается в некоторой доработке, но я пролистала эти страницы так много раз, что на данный момент мало что могу для них сделать.
Счастливого Хэллоуина мне.
Свет в комнате начинает мерцать, звук переключателя эхом отдается эхом. Я щурюсь, глядя на дверь, не понимая, кто сюда войдет.
— Ты игнорировала меня, ЛТ.
Я чуть не кричу от звука его голоса, часть меня думает, что это плод моего нуждающегося воображения, пока мои глаза не видят, как он опирается на дверной косяк.
Не была уверен, когда меня привлекали футболки Thrasher, но это произошло. Дело не столько в одежде, сколько в том, как он ее носит.
Пряди его волос выбиваются из-под кепки, руки обнажаются и обнажают впечатляющие вены, от которых медсестры, вероятно, падают в обморок.
— Что ты здесь делаешь? — шиплю я, резко вставая, чтобы убедиться, что никто не видел, как он вошел в комнату. Я почти забыл о своем специфическом платье, пока его глаза не съели меня в нем.
— Сайлас где-то трахает твою сестру. Мне нужно убить несколько часов, прежде чем я встречусь с Тэтчем и Алистером. Я не хотел пропустить твою вечеринку. Мне грустно, что я не получил приглашения, — он наклоняет голову, насмехаясь надо мной.
— Тебе нельзя здесь находиться. Нас не должны видеть вместе, — настаиваю я, надеясь, что он понял намек и упростит задачу.
Уходи, уходи, уходи, я молча умоляю. Уходи, пока не стало хуже.
— Ах, да? Почему это? — я не могу не смотреть, как его спичка катится по его темно-красным губам.
— Ты знаешь почему, Рук. Слушай, — снимаю головной убор. — Прошлой ночью я была расстроена и сильно напилась. Я сказала кое-что, что…
— Не-а, — он отталкивается от дверного косяка. — Ты этого не сделаешь.
— Что сделаю? Скажу тебе правду? Разве это не то, чего ты хочешь? Меня нельзя видеться с тобой — ты даже не представляешь, какой ущерб это нанесет. Это все испортит.
— Ты не собираешься сидеть и притворяться, что не приходила ко мне прошлой ночью, плачущей, сломленной, ищущей помощи. Не твой парень, не твой друг, даже не твоя чертова сестра — ты пришела искать меня. Ты не можешь притворяться, что не обещала мне всю свою правду. Маску нельзя снова надеть после того, как я уже увидел, что под ней.
Мое сердце бьется в горле, забивая мои дыхательные пути яростной пульсацией. Я знаю, что он прав, но, Боже, если узнает Истон — если узнает его отец? Весь ад перевернется.
— Это не имеет значения. Я знаю, что я сделала! Это было один раз. Если кто-нибудь узнает — если узнает Истон, — добром это не кончится.
Он широко улыбается, как будто я бросаю ему вызов, чтобы проверить Истона. То, что, я уверена, он сделал бы в мгновение ока, просто ради забавы.
— Думаешь, я боюсь твоего игрушечного мальчика в туфлях-лодочках?
— Не в этом дело, Рук!
— Если это было только на один раз, скажи мне, почему ты не позволила мне сжечь дом у озера? Почему ты отказалась от этого? Давай, ЛТ. Расскажи мне, что ты сказала перед тем, как мы ушли.
Шах и мат.
У него есть я. Он уже знает ответ. Я сказала ему, и я знаю, что он помнит. Он посмотрел на меня так, будто никогда не забудет этого после того, как я это сказала.
— Я-я не могу вспомнить. Я была пьяна, — мою ложь всегда было невозможно распознать, но все, что я умела, вылетело из головы вместе с ним.
— Нет, ты помнишь, — он подходит ко мне ближе, смотрит на меня сверху вниз и поднимает несколько прядей моих волос. — Что это было? Что-то вроде того, что ты не могла этого сделать, потому что теперь это было наше. Это твоя исповедь — это ты сказала прямо перед тем, как блевала на мои ботинки.
Смущение разжигает мои щеки. Эмоции, с которыми я не сталкивалась годами, вспыхивают, когда я рядом с ним, и я ненавижу это, потому что он это знает.
— Ты репетируешь реплики в темноте на вечеринках. Ты не скучная, богатая девушка, как все думают. Я уже видел, что под ней, Сэйдж.
— А ты парень, который считает себя злым. Что он не заслуживает счастья, — думаю я про себя, но не говорю этого вслух. Может, он и не говорил этого вслух, но я вижу это по его лицу.
Расстроенная и раздраженная, я провожу рукой по волосам.
— Да закрой хотя бы эту чертову дверь, — бормочу я, отступая в сторону и закрывая дверь кинозала, окутывая нас тусклым светом.
Он чувствует себя как дома, падает с глухим стуком, садится на мое прежнее место, берет мой сценарий и пролистывает его.