пробраться в мою, — ее голос задыхается от слез, которые она не хочет проливать, отказываясь быть такой уязвимой со мной.
— Это был порочный круг, который привел меня сюда, к тому моменту, когда я ненавижу себя. Вместо того, чтобы желать, чтобы этого никогда не случилось ни с одной из нас, я была в ярости, что этого не случилось с Роуз. Завидовала тому, что она была в таком блаженном неведении и счастлива. Боже, как это ужасно? Насколько я ужасена?
Мои пальцы сжимаются вокруг Zippo в кармане худи при мысли о невинной маленькой девочке, которую приучили ненавидеть свою вторую половину, за которой ухаживали и оскверняли, когда она была еще ребенком. Хотя я не из тех, кто говорит о добрых делах или человеческой порядочности, даже я знаю, как это было отвратительно. Как чертовски противны ее родители за то, что допустили это, за то, что не задушили эту сучку голыми руками.
Сэйдж живет жизнью без справедливости. Одна.
— Я люблю свою сестру, Рук. Я знаю, что я чувствовала, то, что я сделала с ней, было неправильно, и я бы сделала все на свете, чтобы вернуться назад. Я бы сделала все, чтобы защитить ее от повторения чего-то плохого, защитить ее от наших родителей, от меня...
— Не сравнивай себя с ними, — перебиваю я, глядя на нее. — Ты была ребенком.
Она ловит мой взгляд, волосы взлохмачены и завязаны после здешней мото-прогулки.
— Но не сейчас.
— И еще есть время измениться, загладить свою вину. Роза любит тебя, защищает каждый твой вздох, — говорю я ей.
Мы никогда не видели, чтобы они спорили лично, кроме ужина, но даже когда Алистер отпускал язвительные комментарии о том, что Сэйдж — стерва, Роуз откусывала ему голову.
В конце концов, они близнецы, несмотря на боль, которая между ними.
— Я не знаю, как быть другой. Не здесь. Здесь я чувствую, что постоянно тону, задыхаюсь прямо под поверхностью. Я под этим озером кричу, чтобы кто-нибудь помог, чтобы кто-нибудь меня спас, а они все просто сидят на причале. Смотрят на меня.
Напряжение съедает меня, готового дать ей этот крошечный кусочек мести за совершенные преступления. Готов взорвать этот дом в гребаные руины и все плохие воспоминания внутри него.
Может быть, тогда она сможет выплыть на поверхность.
Со вздохом она встает, ноги подкашиваются, когда она пытается встать на ноги. Я быстро хватаю ее за талию, вставая из сидячего положения, удерживая ее, чтобы она не упала в озеро.
— Ты же знаешь, что выпивка не делает людей самыми скоординированными существами в мире.
Мягкость ее тела под моими твердыми руками кажется странной. Это не похоже ни на что-то, что я когда-либо чувствовал. Конечно, я прикасался к женщинам, но все они были проезжающими мимо машинами, желавшими, чтобы им прокололи билет, ради того, чтобы сказать: «Я трахнула Парня из Холлоу».
Я действительно чувствую Сэйдж под своими ладонями, вдыхаю ее пахнущее клубникой дыхание, считаю веснушки на ее щеках. Для девушки, мир думал, что она сделана из пластика, Боже, она кажется такой чертовски настоящей.
— Я не думаю, что когда-либо говорил так много о себе или своем прошлом, — она смеется. — Это похоже на исповедь. Я думаю, ты упустил свое призвание, Ван Дорен. Ты должен был стать священником.
— Что ж, у меня для тебя плохие новости, любитель тетра, — мои руки вдруг начинают дергаться по другой причине, я крепче сжимаю ее. — Ты признаешься в своей правде Люциферу. Кто знает, что я с ними сделаю.
Ее глаза такие чертовски голубые, клянусь Богом, они светятся, наклон ее головы обнажает шею, когда ветер треплет ее волосы. Я жую нижнюю губу, молчаливые грязные мысли ползут по моему позвоночнику.
Я бы хотел оставить эту шею с фиолетовыми отметинами. Эта кожа, покрылась бы волдырями от отпечатка моей руки. Ее внутренности трепещали, наполнялись, расходовались со мной и только со мной. Я бы заставлял ее кончать все время, пока она кричала о пощаде, умоляя прекратить удовольствие, потому что это было слишком хорошо.
— Ты им веришь, не так ли? Все люди, которые называют тебя дьяволом?
Умная девочка, пытающаяся переложить вину на меня.
— Когда тебе так часто говорят что-то, даже если это неправда, ты начинаешь в это верить, — я поднимаю руку, заправляя прядь волос ей за ухо. — Не ошибись, Сэйдж. Я плохой человек. Тебе будет полезно помнить об этом.
Я не рыцарь в сияющих доспехах и не мягкое плечо, чтобы поплакаться.
Я мог бы считаться с ней, помочь ей отомстить, даже показать ей, как чувствуется боль, смешанная с удовольствием, но я не тот парень, который будет в конце ее долгой и счастливой жизни.
Я не могу перестать думать о нем.
Готовя завтрак, я обожгла палец о тостер, думая о его прикосновении.
В душе, когда я закрываю глаза, я вижу его лицо. Квадратная челюсть, полуприкрытые, остекленевшие глаза, которые другим казались безжизненными, но для меня в них было гораздо больше.
Когда сегодня Истон надел кольцо с бриллиантом мне на палец, я подумала, как бы он сорвал его с отвращением.
Я размышляю о том, как ужасно облажалась, потому что все, о чем я могу думать, — это Рук Ван Дорен.
Мне следует подумать о плане бегства, способе вырваться из этого брака по расчету, в который я не была посвящена. Я не получила права голоса, потому что не могу позволить им сделать это с Роуз.
Единственная услуга, которую Истон или его семья готовы сделать для меня, это хранить молчание до выпуска. Соглашение заключено, но мы подождем, чтобы объявить его, что даст мне еще немного времени.
Две ночи назад у меня руки чесались прикоснуться к волосам Рука, вцепиться ногтями в красивые каштановые локоны и слегка потянуть, просто чтобы посмотреть, нравится ли ему это.
Я не должна думать о
