заду и отправила пастись. Среди многих вещей, которые в этом были неправильными: это произошло на травянистом поле за оживленным пабом.
Очевидно, нас кто-то спалил.
Правду, Марко?
Ты употребляешь наркотики, Гарри?
Что?
Оказалось, что редактор крупнейшего британского таблоида недавно позвонила в офис отца и сказала, что обнаружила “свидетельства” моего употребления наркотиков в различных местах, включая клуб H. Кроме того, под навесом для велосипедов за пабом. (Не тот паб, где я потерял девственность.) Офис отца немедленно отправил Марко на тайную встречу с одним из помощников этого редактора в каком-то сомнительном гостиничном номере, и лейтенант узнал всё, что было известно таблоиду. Теперь Марко изложил это мне.
Он снова спросил, правда ли это.
Ложь, сказал я. Всё это ложь.
Он пункт за пунктом изложил свидетельства редактора. Я всё опровергал.
Не было такого, не было, не было. Основные факты, подробности — всё это не соответствовало действительности.
Затем я расспросил Марко. Кто, чёрт возьми, эта редакторша?
Отвратительная жаба, как я понял. Все, кто её знал, были полностью согласны с тем, что она была гнойным прыщом на заднице человечества, а ещё дерьмовым журналистом. Но всё это не имело значения, потому что ей удалось пробиться к большой власти, и в последнее время она сосредоточила всю эту власть на... мне. Она прямо охотилась на Запасного и не извинялась за это. Она не остановится, пока мои яйца не прибьют гвоздями к стене её кабинета.
Я растерялся. Это из-за того, что занимаюсь обычными подростковыми вещами, Марко?
Нет, мальчик, нет.
Редакторша, сказал Марко, считает меня наркоманом.
Что?
И так или иначе, сказал Марко, эту историю она собирается тиснуть.
Я высказался о том, что редакторша может сделать со своей историей. Я попросил Марко вернуться и сказать ей, что она всё неправильно поняла.
Он обещал, что так и сделает.
Он позвонил мне несколько дней спустя, сказал, что сделал то, о чём я просил, но редакторша ему не поверила, и теперь она клялась заполучить не только меня, но и Марко.
Конечно, сказал я, па что-нибудь сделает. Помешает ей.
Долгое молчание.
Нет, сказал Марко. Офис па решил... действовать по-другому. Вместо того чтобы сказать редактору, чтобы она отозвала собак, Дворец решил поиграть с ней в мяч. Они решили пойти по стопам Невилла Чемберлена.
Марко сказал мне зачем? Или я только позже узнал, что руководящей силой этой гнилой стратегии был тот же самый политтехнолог, которого недавно наняли па и Камилла — тот самый, который слил подробности наших частных встреч с Камиллой? Этот политтехнолог, сказал Марко, решил, что лучшим подходом в данном случае будет подставить меня — прямо под автобус. Одним махом это успокоит редактора, а также укрепит пошатнувшуюся репутацию па. Среди всех этих неприятностей, всего этого вымогательства и игры на понижение, политтехнолог обнаружил одну светлую сторону, один блестящий утешительный приз для па. Тот больше не будет неверным мужем, а теперь па предстанет перед миром, как измученный отец-одиночка, у которого ребёнок помешан на наркотиках.
34
Я ВЕРНУЛСЯ В ИТОН, попытался выбросить всё это из головы, попытался сосредоточиться на школьных занятиях.
Старался быть спокойным.
Я снова и снова слушал свой любимый успокаивающий компакт-диск "Звуки Окаванго".
Сорок треков: Сверчки. Бабуины. Ливень. Гром. Птицы. Львы и гиены ссорятся из-за добычи. Ночью, выключая свет, я нажимал кнопку воспроизведения. Моя комната звучала как приток Окаванго. Только так я и мог заснуть.
Через несколько дней встреча с Марко вылетела у меня из головы. Это начало казаться кошмаром.
Но потом я проснулся от настоящего кошмара.
Кричащий заголовок на первой полосе: Позор Гарри за наркотики.
Январь 2002 года.
На семи страницах газеты была разложена вся ложь, которую Марко мне преподнёс, и многое другое. В этой истории меня не только выставляли заядлым наркоманом, но и недавно помещали в лечебницу. Лечебницу! Редактор заполучила несколько фотографий, на которых мы с Марко посещали реабилитационный центр в пригороде месяцами ранее, что было типичной частью моей королевской благотворительной деятельности, и она представила фотографии, как подтверждение своей клеветнической беллетристики.
Я смотрел на фотографии и читал историю в шоке. Я чувствовал отвращение, ужас. Я представил себе, как все мои соотечественники читают это и верят. Я мог слышать, как люди по всему Содружеству сплетничают обо мне.
Чёрт возьми, этот мальчик — позор.
Бедный отец — после всего, через что он прошёл?
Более того, сердце разбивалось при мысли о том, что это отчасти было делом рук моей собственной семьи, собственного отца и будущей мачехи. Они не помешали всей этой чепухе.
Зачем? Чтобы их собственная жизнь была немного проще?
Я позвонил Вилли. Я не мог говорить. Он тоже. Он сочувствовал и даже больше. (Грубо они с тобой обошлись, Гарольд.) В какие-то моменты он злился на всё это ещё больше меня, потому что был посвящен в подробности о политтехнологе и закулисных сделках, которые привели к этой публичной жертве Запасного.
И всё же, на одном дыхании, он заверил меня, что ничего нельзя было сделать. Это всё ради па. Ради Камиллы. Это всё из-за королевской жизни.
Это была наша жизнь.
Я позвонил Марко. Он тоже выразил сочувствие.
Я попросил его напомнить мне, как звали ту редакторшу? Он сказал, и я запомнил, но с тех пор я избегал произносить её имя вслух и не хочу повторять здесь. Пощадите читателя, но и меня тоже. Кроме того, может ли быть совпадением, что имя женщины, которая притворилась, что меня помещали в лечебницу, является идеальной анаграммой для…Рехаббер Кукс[6]? Разве вселенная ни на что не намекает?
Кто я такой, чтобы не слушать?
В течение нескольких недель газеты продолжали перефразировать заголовки Рехаббер Кукс и приводить различные новые и столь же надуманные репортажи о происходящем в клубе H. Наш довольно невинный подростковый клуб расписывали почти как спальню Калигулы.
Примерно в это же время в Хайгроув приехала одна из самых близких подруг па. Она была с мужем. па попросил меня провести для них экскурсию. Я водил их по саду, но им было наплевать на папину лаванду и жимолость.
Женщина нетерпеливо спросила: Где клуб Н?
Заядлая читательница всех газет.
Я подвел её к двери, открыл и указал на тёмные ступени внижу.
Она глубоко вдохнула, улыбнулась. О, здесь даже пахнет травкой!
Однако это было не так. Пахло влажной землёй, камнем и мхом. Пахло срезанными цветами, чистой землей — и, возможно, лёгким привкусом пива. Прекрасный запах,
