class="p1">Болезнь Эйрин вела себя, как капризная женщина преклонного возраста.
Утром и днём она ослабляла хватку, но к вечеру набрасывалась на девушку с новой силой. Королеву лихорадило, не спасали ни припарки, ни горячие грелки, уложенные в низ постели.
Девушка точно не знала, сколько прошло времени. Иногда она путала вечер и ночь. Часы тянулись вязкой массой, они пахли сладостью и травяными настоями. В редкие моменты просветления она обнаруживала возле себя то горничную, то целителей, то Кормилицу.
Лавиния теперь почти не отходила от своей воспитанницы, прерываясь только на короткий отдых и работу по дому.
Старуха хмурила брови, вздыхала, ворчала, взбивала подушки, пробовала приносимую еду.
— Зачем, Лавиния? — удивилась Эйрин, увидев это в первый раз.
— Затем. — строго ответила Кормилица — "Любят" тебя здесь шибко! Особенно, после того, что ты вытворила.
Девушка слабо улыбнулась:
— Думаешь, отравят? Да хоть бы…
Лавиния нахмурилась, но промолчала. Поправить она не могла ничего, а просто так сотрясать воздух было не в её правилах.
К ночи Эйрин стало хуже. Намного хуже. Не как в предыдущие дни. Дыхание было горячим и учащённым. Кожа переливалась бисером испарины. Девушка дышала тихо и прерывисто.
— Сир, Её Величество…
Один из целителей не знал, как закончить фразу, памятуя лютый нрав нагатского Короля.
— Её Величество — что?
Эсмонд смотрел лекарю прямо в глаза. Потом всё понял и, грязно ругнувшись, ринулся наверх.
В спальне стояла полутьма.
За окном моросил противный мелкий дождик, Менну не было видно совсем. Ночное светило надежно укрылось за плотными облаками. По каменным стенам ползли серые тени.
Свечи, устав бороться с ночным сумраком, потрескивали и капали мягкими слезами. Два бирдовых камня в изголовье кровати попытались придти им на помощь, но тут же угасли, придавленные властной рукой Короля.
Кормилица склонилась перед ним и всхлипнула.
— Дочушка моя… Простите, Ваше Вели…
— Ладно тебе, старуха. Иди спать. Иди, говорю. Я тут сам…
Лавиния потопталась на месте, не решаясь заговорить.
— Ну, что ещё?! Иди, я сказал!
Кормилица вышла, прикрыв рот платком.
Он встал на колени перед лежащей на кровати женой.
— Эйрин, девочка… Ты слышишь меня?
Она приоткрыла глаза.
— Ты только не сопротивляйся, моя хорошая… Не надо.
Он взял её за руку. Крошечные пальцы утонули в тёмной ладони. Её рука была бледной, слабой и влажной. Эсмонд прокусил запястье девушки и тут же прижал губы к кровоточащим ранкам.
— Ты поправишься. — прошептал он, прокусив другое запястье — Теперь точно поправишься. А там… будь что будет. Возможно, ты возненавидишь меня ещё сильнее, но… зато останешься жива.
Он склонился к ней, ощущая плавящий тяжелый жар, исходящий от измученного болезнью тела. Король не почувствовал бы ничего, кроме навязчивых запахов отваров и нездоровья, но Зверь… Он раздул ноздри и сузил зрачки. Смерть, заглянувшая было в серебристо — синие глаза его радости, отступала. Яд действовал. Медленно, но действовал. Зверь подумал о том, не добавить ли… Ну, для верности? Для более точного результата? Король побоялся. Слишком она мала… Её телу столько не вместить.
" Хорошо."- кивнул Зверь — " Как знаешь…"
Эсмонд лег рядом и прижал к себе начавшее теплеть, именно теплеть, перестающее плавиться хрупкое тело Королевы Экрисса.
Пусть ненавидит. Пусть называет, как хочет — Зверем, выродком, убийцей…
Но только останется с ним. Хоть как — нибудь. Хоть на каких — нибудь условиях…
Деваться — то ей всё равно некуда…
Она выздоравливала. Дыхание становилось ровным, а тело тёплым, таким же, как и раньше.
Эсмонд поднялся, чтобы пересесть в кресло, не беспокоить жену.
— Не уходи…
Он подумал, что ослышался.
— Что, моя девочка? Что ты хочешь, Эйрин? — Король склонился к ней.
— Не уходи. Иди сюда… пожалуйста! Обними меня! Крепко… Как раньше… Я столько всего натворила… Если ты меня простишь… Если сможешь…
Он не верил своим ушам. И не поверил бы ни за что, если бы в следующий момент его шею не обхватили бы тонкие, горячие руки.
— Эйрин… Неужели ты…
Она расслабленно улыбнулась. Веки её были прикрыты, по щекам пробежали слезы.
— Возьми меня, любимый мой… Сейчас! ПОЖАЛУЙСТА…
— Эйрин…
Он провёл языком по её губам, чувствуя, как плавится сам. Девушка приоткрыла рот, впуская его. Обхватив её губы своими, приник к ней.
Так припадают к роднику в жаркий день.
Сдвинув с плеч жены сорочку, нашёл тугую круглую грудь. Прижал пальцем ставший твердым сосок. Девушка застонала, обожгла дыханием его губы.
— Люблю тебя…
Разум помутился от её слов. Как сдержаться теперь?! Как вновь всё не испортить?!
— Любишь, Эйрин?
— Да… — выдохнула она. — Только тебя… Всегда тебя! Никого другого никогда не было… Ничего…
Отшвырнув одеяло, освободив драгоценное тело от сорочки, он припал к её груди. Прижимая пальцем один и целуя другой, раздвинул коленом бедра девушки.
Оторвавшись от груди, спустился ниже, обвёл языком пупочек. Скользнул ниже и, найдя пальцем влажную горячую впадинку, погрузился в неё. Проведя ладонью по смешным белым кудряшкам, раздвинул мягкие губки, обнажая горошинку клитора. Коснулся языком бугорка.
Эйрин радостно всхлипнула.
— Любимый мой…
Стараясь не торопиться, он принялся нежно целовать влажные складочки. Чуть прикусывая и тут же вылизывая, раздвигая языком крошечную щелочку.
Его девочка стонала, как безумная, давясь сладким сиропом наслаждения.
— Мне так хорошо никогда не было, любимый! Никогда, никогда…
Погрузив палец, ощутил вдруг близкие судороги.
— Подожди, Эйрин, девочка… Ты торопишься…
Расстегнув пояс брюк, вошёл в неё горячим, почти каменным от возбуждения, членом. Почувствовав, с каким восторгом и радостью она приняла его, сжал губы, чтоб не застонать. Проведя ладони под ягодицы жены, сдавил их, почти рыча от восторга и осознания того, что желанный наконец — то, желанный той, которая много — много дней замораживала его душу, резала пластинками льда…
— Хочу тебя, только тебя, любимый мой! Муж мой перед Богами! Только ты!!!
Он двинулся в ней, всё ещё стараясь сдерживаться, не причинять боли… Которую ТАК хотелось причинить… ТУ САМУЮ сладкую, пульсирующую, живую боль… Которую сможет подарить ей только он. Позже.
Прижавшись своей грудью к её грудкам, тугим, напряжённым, ощущая острые камушки сосков своей кожей, двинулся резче.
Девушка вскрикнула, застонала, становясь горячей и влажной там, внизу.
Она обняла его шею руками, запустила в волосы тонкие пальчики.
И стонала, стонала, стонала… Иногда переходя в крик, иногда в плач…
— Я не могу больше, я не сдержусь! — выкрикнула Эйрин, прижимая свои нежные бедра к его бёдрам.
— Давай… — шепнул он ей в ушко — Вместе…
Девушка выгнулась и закричала, обжигая его своей влагой.
Он излился в неё, прикусив белую кожу на плече…
— Люблю тебя больше
