жизни, девочка моя… Жена моя!
Она распахнула синие глаза с чуть размытыми от яда серебристыми зрачками и произнесла, горячо и страстно, едва справляясь со сбившимся дыханием:
— Я тоже очень люблю тебя… Берг! Всегда! Только тебя… Мой Берг… Мой мотылёк…
" Ты забыл… " — хмыкнул усмирённый Зверь — " Нагатский яд смертелен в больших дозах, да… Но вот в малых… он исцеляет. А иногда… вызывает видения… Извини… "
Видения. Просто иллюзии…
“ Иллюзии… "
Он был с ней. Нет. Не он…
Другой…
Эсмонд похолодел. В тот миг его сердце перестало сильно биться от пережитых совсем недавно чувств.
Тук — тук — т-у-к…
Девушка заворочалась в постели, ища надежное тепло, которое дарило нагое горячее тело всего несколько минут назад.
Король еще немного постоял, глядя на любимую жену, словно пытаясь запомнить ее тело. Как бьется на шее жилка, как трепещут во сне длинные ресницы. Прислушался к тихому и ровному дыханию, охватывая алые губы взглядом. Не в силах отвернуться. Он снова хотел целовать их так больно и сильно, чтобы навсегда стереть чужой след, чтобы именно его поцелуй затмил поцелуй чужака, но…
Он сделал шаг по направлению к двери, еще один и еще.
Она опять звала его…
“ Нет, не его… “
Другого…
Берга…
Он ушел тихо…
Кормилица дремавшая на тюфяке неподалеку — мигом вскочила глядя на его осунувшееся и бледное лицо.
— Она умерла?
Эсмонд даже не посмотрел на нее:
— Нет. Умер я.
Он прошёл мимо их общей спальни, мимо своей комнаты.
Яд ревности пожирал его изнутри, словно огненный шар сжигал в нем все доброе, и светлое, заволакивая сердце тьмой, распространяя горечь по всему телу и тьму по венам. Поглощая радость, чувственность, нежность, оставляя рваные, глубокие кровоточащие раны, которые противно ныли и нещадно болели.
Он не помнил, как оказался в темнице.
В ней царил полумрак, перемешанный с запахом кожи. Плетки и ремни висели на крючках. Руки сжались в кулаки.
“ Такая любимая… сука! "
Его кулак столкнулся с камнем, послышался треск разрываемой кожи.
“ Такая желанная, податливая, сама позвала! “
Снова удар, на этот раз сильнее предыдущего.
" Не тебя Эсмонд, — откликнулся зверь. — Она никогда тебя не позовет! Не позовет!"
“ Не позовет! “
Удар, за ним еще и еще, до хруста костей, до онемения рук, до адской боли, чтобы не слышать, ничего не слышать. Чтобы не чувствовать… но больше всего ему хотелось убить внутреннюю боль, душевную, которая ныла и ныла, разрывая сердце на части, словно сдирала несозревший прыщ и он снова нарывал, наполняясь гноем.
Еще и еще, все ломалось под тяжелым ударом кулака, превращалось в щепки, камень крошился, оставляя гору песка, как она разрушила его спокойную жизнь, появившись в ней.
“ Сука! Тварь! Неблагодарная, вероломная стерва! Чего тебе не хватало? Я бросил весь мир к твоим ногам, весь Экрисс был в твоем подчинении, как и я. “
“ Ничего не чувствовать… “
— Забыть! — рычал Эдмонд. — Стереть в порошок, уничтожить все воспоминания! Ее запах, аромат кожи и холодные глаза! Ее белые локоны, вкус поцелуя, распустившийся и горячий бутон! Забыть, насколько она влажная и горячая, когда сама впускает внутрь! Забыть, как она стонет и как течёт… Как сладко рыдает во время оргазма…
"Забыть уже невозможно! — кричал зверь. — У тебя не получится! "
— Ты меня плохо знаешь… — говорил Эсмонд сам с собой, тяжело дыша. — Я смогу! Я справлюсь! В Конце концов я Король…
Глава 16
"Без нее?"
— Да! Она мне не нужна!
"Ты сам не веришь в свои слова." — огрызнулся зверь.
Эсмонд устало опустился на пол, разглядывая погром, учиненный им, свои окровавленные руки, под ногтями которых были занозы смешанные с грязью.
— Да, верно! — согласился он со своим зверем, в очередной раз проигрывая ему — Но я справлюсь!
Теперь он прозрел, его душила злость и негодование. Как какой — то ублюдок имел право забирать ее у него, прикасаться к ней… Любить?
Он не простит!
Я не прощу!
" Верно, — ликовал зверь, — мы убьем его и Эйрин будет наша. — Иди, убей… убей…убей…" — шептал он.
Король направлялся в Башни.
Берг сидел на грязном, сыром полу, прикованный цепями. Тело его сотрясала дрожь.
В Башнях было холодно. Ветер вовсю бесчинствовал в камерах, устраивая сквозняки. Вода, стекая по скользким стенам, противно капала на пол, от чего соломенные лежаки подпитываясь влагой, гнили, как и люди обитавшие здесь, попавшие в немилость к Королю.
Тьма, смрад и зловоние…
Король поморщившись, прошел в помещение. Его змеиные глаза быстро отыскали врага в полутьме камеры.
Кулаки Эсмонда зачесались врезать ему, сломать хребет, растоптать, упиваясь его беспомощью.
— Кто пожаловал ко мне? Неужели Эсмонд Покоритель? Безжалостный Король Экрисса? Тот, кто совращает невинных девушек, подчиняя своей похоти? — Берг сплюнул, попав Королю на сапоги.
— Замолчи щенок! Как ты смеешь?!
— Как я смею? Как Вы смеете держать ее подле себя против воли?
Голова парня дернулась от удара.
Тот снова сплюнул, только уже свою кровь.
— Она моя! — Рявкнул Эсмонд.
— Ошибаетесь, Ваше Величество! Она моя.
Эсмонд схватил его за грудки, смотря на парня желтыми от гнева и ярости глазами:
— Смирись! Она уже моя.
— Не по своей воле! Она выбрала меня! Всегда выбирала.
— Возможно, но я тот, кому она принадлежит! Я тот, кто забрал ее девственность!
— Это ничто по сравнению с сердцем, с душой… — хрипло рассмеялся Берг. — Ее сердце и душа навсегда будут моими. Нравится Вам это или нет.
Грудь парня обожгло. Рука Короля не давала сделать желанный вдох.
— Так выглядит твоя смерть.
— Я не боюсь ее… — выдохнул парень, когда немного отпустило — Эйрин не вещь, которую можно купить или выбросить за ненадобностью! Эйрин живая, но именно Вы ее убиваете…
— Никогда не смей произносить имя моей жены! — зарычал выпущенный на волю зверь.
И снова удар…
Яростный, сильный. И каждый последующий был сильнее предыдущего. Стирая ухмылку, уничтожая губы, которые посмели посягнуть на его игрушку.
Эсмонд не разбирал, куда бил. Костяшки пальцев зудели, не успевая заживать и превращая лицо парня в месиво.
Он устал, выдохся, тяжело опустился на грязный пол, прислонившись к стене и тяжело дыша. Устал от всего…
Устал добиваться Эйрин, сражаться со своими монстрами, быть злым…
Устал ревновать, разрушая все вокруг…
Себя и ее — такую маленькую, такую родную и любимую.
Бергу потребовалась вся сила воли, чтобы не вскрикнуть, чтобы по мужски перенести эти побои, чтобы умереть с достоинством.
— Вы ломаете
