каши с грибами, я кладу ложку в рот и причмокиваю от удовольствия. Вкус безупречный.
— Бесподобно! — искренне хвалю я. — Ничего вкуснее в жизни не ела…
— Спасибо, дорогуша! — Ви-Ви сияет. — Может, и не так вкусно, но зато очень питательно и полезно!
— Где-то я это уже слышал! — говорит Бубба с набитым ртом.
Я откусываю лепёшку. Хрустящая, горьковато-сладкая… Прикрываю глаза от удовольствия.
— Закрой рот и ешь! — похоже, терпение Ви-Ви на исходе. — Помнится, и ты, когда только к нам попал, лопал кашу каждый день и добавки просил.
— Ну-у… так это когда было… Мы тогда с Тиной и землю были готовы есть.
— Вы… тоже были признаны испорченными?..
— Хуже. — Тина очень изящно облизывает ложку. — Нас уже везли туда, куда увозят всех испорченных.
— А куда их увозят? — не могу скрыть своего любопытства, ведь у каждого жителя Эйдолона обязательно есть своя версия на этот счёт — одна другой краше.
— Спасибо Магнусу, мы этого так и не узнали, — зевая, продолжает Тина, явно наслаждаясь чужим вниманием. — Нас везли в неизвестном направлении, когда колесо у машины лопнуло… Я решила, что это мой шанс… а этот… — она презрительно кивает на Буббу, — увязался за мной.
«Этот» энергично кивает в ответ:
— Я не мог бросить девушку в беде…
— Вас признали испорченными и забрали из ваших отсеков?
Я вспоминаю Джуси. Бедная девочка, что с ней сделали?..
— Нас признали испорченными ещё в Питомнике.
— Выходит, вам повезло ещё меньше, чем мне… — говорю с сожалением, отодвигая пустую тарелку.
— С чего это вдруг? — фыркает Тина.
В её словах презрение, а в глазах недовольство — мол, как ты могла сравнить меня с собой. Посмотри, где ты, и где я.
— Не обижайся на Тину… — вкрадчивый голос Магнуса заставляет меня проглотить вертевшееся на языке язвительное замечание. — Им с Буббой и правда повезло больше — они уже несколько лет живут свободными среди свободных.
Короткий смешок раздаётся совсем неожиданно. Все взгляды теперь устремлены на Фолка.
— Извините, я очень устал и пойду спать…
— А как же мясная запеканка и чай?.. — Ви-Ви уже выуживает из ящика со стеклянной дверцей большую миску, от которой клубами поднимается пар.
— Спасибо, но я уже… сыт по горло. — звучит довольно двусмысленно.
— Что ж, тогда хороших снов… — вовсю хлопоча, желает повариха.
— Ага… — Фолк встаёт и, захватив свою тарелку, целует Ви-Ви в щеку. — Было очень вкусно.
— На здоровье, мой милый!
Прервавшийся разговор вновь набирает силу — Тина с Буббой отчаянно спорят, кто из них был другому обузой в их нелёгких скитаниях до встречи со свободными, а я продолжаю смотреть вслед Фолку, размышляя, что у этого парня в голове.
В заточении. Прошлое
Мысли.
Тягучие, словно мёд.
Острые, словно лезвие ножа.
Взять бы их и в труху истереть или в желудёвую муку хотя бы. Чтобы не жалили болью, не мучили памятью. Но мысли так просто не вытравить, особенно, когда ты с ними один на один.
Самое страшное в заточении — время. Оно заполняет пространство вокруг, поглощает тебя, а потом выплёвывает, не пережевав как следует.
И вот тебя уже нестерпимо тянет обернуться на прошлое, чтобы оценить его, да и себя заодно, потому что впереди тьма и надежды на будущее нет.
Всегда считала, что подобные мысли — удел стариков, у которых жизнь клонится к закату. Но теперь понимаю, что возраст не имеет значения: когда настоящее разбивается о своды камеры, а будущее превращается в несбыточную мечту, ты возвращаешься к минувшему.
И что вижу я, оглянувшись на прошлое?..
Закрываю глаза.
Перебираю дни, будто бусины на нитке — один за одним.
И как бы ни было больно, осознаю, что последнее лето вышло самым счастливым в моей жизни. Но за летом всегда следует осень, а за ней — зима. Потом будет снова весна, только боюсь мне до неё уже не дожить.
11 глава. История Илвы и комната № 451
Мы входим в Дом, и я замираю на месте — меня как будто перенесли в картинную галерею Музея.
Стена напротив массивных дубовых дверей настоящее произведение искусства — сменяющие друг друга огромные фрески поражают воображение. Нет, это даже лучше, чем в Музее… Подхожу ближе, с жадностью рассматриваю детали.
На одной из фресок застыла маленькая девочка. Она мягко улыбается, а на её ладони уместился целый город, очень напоминающий Эйдолон — даже Арка есть…
— Это Илва постаралась.
Магнус встаёт рядом.
— У неё настоящий талант! — говорю я, ничуть не кривя душой.
— Это да. Причём она не только хорошо рисует, но и придумывает интересные сюжеты для своих творений.
— Где же она научилась так рисовать?
— О. История Илвы не менее захватывающая, чем твоя собственная. Как я уже говорил, к свободным присоединяются новые люди и не все они из Диких земель. Как ты уже знаешь, мы иногда наведываемся в город. Раньше я и сам частенько участвовал в вылазках. Так вот, однажды ночью мой путь лежал по одной из главных улиц, там-то я и увидел возле Университета Илву с самодельным баллончиком с краской в руках. На стене красовалось удивительное чудо. Как бы пафосно ни звучало, но это и вправду казалось настоящим чудом. Ты только представь, раскуроченный дымящийся сканер и надпись «верните нам свободу!». Как ты понимаешь, я просто не смог пройти мимо… — на его губах заиграла едва заметная улыбка. — Мы познакомились. Оказалось, она работала маляром, а по ночам той же краской творила вот такие вот чудеса. Мне сразу стало ясно, что её очень скоро поймают. И я предложил ей… свободу. А послание её, кстати, закрасили уже утром.
— Значит, я не единственная, кого вы спасли. Илва, Фолк, Бубба и Тина…
— Да, мы рады приютить всех, кто нашёл в себе силы противостоять системе или оказался в безвыходной ситуации.
— Как я.
— Как ты, — кивнул Магнус. — Но что-то мы с тобой застряли. Пойдём. Я покажу тебе твою комнату, озвучу правила, потом ты отдохнёшь. А завтра мы проведём экскурсию по Дому и покажем территорию вокруг.
Мы идём дальше. Девочку с городом сменило море с застывшим вдалеке островом. Не трудно догадаться, что это остров свободных, хотя мне и не довелось увидеть его с материка.
Следующая картина оказывается противостоянием особенных и дефектных. Первые забрасывают противников едой — бургерами, тортами, булочками и стейками, а люди в сером бросаются в ответ цепями.
— Эта моя самая любимая… — сообщает Магнус, касаясь ладонью одной из цепей. — Однажды мы вернём свободу, чтобы каждый
