Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Новый Миша формировался четыре недели. Мария должна была доставить репринт на Талажское шоссе к тому моменту, когда я инсценирую автокатастрофу. Мы приобрели подержанный фургон, в котором установили капсулу для перевозок, и я отправился на последнее свидание с семьей.
То были дни, полные тихого очарования. Пытаясь оставить по себе добрую память, я купал Митеньку, менял памперсы, часами гулял вокруг котлована – чем беспощаднее таскал коляску по кочкам, тем лучше спал сынок. Ночью исправно выполнял супружеский долг, а днем, впадая в уютный анабиоз, слушал тестя, рассказывавшего о том, почему трески становится с каждым годом все меньше (шведы переманивают шпроты). Или смотрел телевизор с тещей. Однажды даже вышел поболеть за шурина, по выходным игравшего в футбол на коробке. Хотелось запомнить лица, интонации, предметы, как перед долгим расставанием. В то же время не оставляло ощущение, что я ухожу не навсегда – вернусь, если надо будет. Окружающее воспринималось легче, не выглядело таким гнетуще материальным.
Поддавшись лирическому порыву, я даже решился навестить Спиридонова. При виде пляшущих вкривь и вкось свежевыкрашенных стоек, между которыми были натянуты хтонические бельевые веревки, мной овладели приятные воспоминания. Значит, детство прошло лучше, чем я предполагал. Дверь открыла женщина с крупными южными чертами и спелыми формами, смерившая меня заинтересованно-насмешливым взглядом, наводившим на вульгарные мысли. Я представился. Она прокричала мое имя в глубь квартиры и оттуда вылез датенький Спирт. В дом он не пригласил, как бывало раньше, и подчеркнуто официально вывел во двор.
«Как ты?» – спросил я. «Нормально, видел жену мою?» – «Красивая». – «Ага». Мы купили бутылку водки с томатным соком и расположились на врытых в землю шинах прямо за магазином: идти на Двину Вася отказался – далеко. После пары пластиковых стаканчиков Спирт спросил, как у меня с Настей. «Хорошо, ждем прибавления», – ответил я. «Молодцы, – он нежно похлопал меня по груди. – Работаешь?» Я сказал – ветеринаром в Москве. Вася устроился электриком на судне. Наливал он, не успевая допивать. К середине бутылки замолчал и нахохлился, покачиваясь на шине. «Сука ты, Миша, – произнес, глядя в землю. – А я тебя другом считал». Спросить «почему», я не успел. Спирт попытался заехать мне локтем в лицо, но упал с шины. Домой я возвращался с тяжелым чувством, которое усилилось после посещения матери.
Она лежала на своей койке и, как всегда, смотрела в потолок. Я помог ей встать, мы пошаркали в общую комнату, заклеенную снежинками и детскими новогодними гирляндами, где опустились на дряхлый диванчик. «Уезжаешь, архистратиг?» – вдруг спросила Инга, много лет не раскрывавшая рта. Ее взгляд блуждал по моему лбу. Маленькое сморщенное личико напоминало скомканное неотправленное письмо. «Нет, – сказал я, испугавшись, – почему ты так решила?» – «Так…», – вздохнула Инга, переводя взгляд на плоскость всегда работавшего телевизора, у которого скорчились несколько теней. Она с жалостью теребила мою руку, как будто пыталась оживить мертвеца.
На обратном пути мной овладела паника. Я был уверен, Маша не приедет, придется вернуться в семью и прожить свою жизнь, каждый день испытывая вину за неспособность любить, однако фургон прибыл вовремя. В лесу у шоссе мы посадили копию за руль и разбили, как бутылку о борт, «Волгу» об крепкий еловый ствол, после чего отправились в лучшую архангельскую гостиницу, где я забронировал самый дорогой номер. Во-первых, мне искренне хотелось вознаградить Машу, которая не должна была заподозрить, что ее используют и немного ненавидят. Во-вторых, нам следовало удостовериться, что репринт выживет.
В противном случае все закончилось бы трагедией. Я отдавал себе в этом отчет и заранее жалел Настю, но возвращаться было поздно. Раны последних дней жизни Михаила Гаркунова могли зарубцеваться только на Гаврииле Тихомирове (я выбрал фамилию Маши, чтобы удовлетворить ее самолюбие). Была еще одна причина, по которой подмена представлялась единственным решением. Грант, выданный Тереховой, заканчивался, и отчитаться по нему я не мог.
К счастью, в любящих руках Насти репринт ожил. Теперь мысленно я показывал кукиш Пфайфферу. По иронии судьбы, свидетелем моей победы был только один человек – Маша.
Нам удалось чудесно провести время в Архангельске. Я пыжился, покупал деликатесы, о которых бедная томская лаборантка только в книжках читала.
Вернувшись в Москву, мы сняли двухкомнатную квартиру на отшибе у железнодорожных путей. Перевезли из лаборатории принтер, планируя вести себя тихо-мирно. Я делал все, чтобы не обострять отношения и не вступать в споры, которые любила моя подруга, медом ее не корми. Испугавшая меня черта – вызванные детским комплексом неполноценности попытки обесценить мои достижения или даже присвоить их – была усыплена моей тактичностью. Я умело задавал темы, перенаправляя энергию.
Мы много обсуждали, как приспособить печатную платформу к нуждам медицины, обойдя юридические препоны. Сейчас принтер запретили бы по морально-этическим соображениям. Однако изобретение такого уровня не может долго оставаться в тени. Настанет момент, когда оно неминуемо произведет сенсацию и прославит своих создателей. Сумев отвлечь Машу перспективой, я наслаждался заслуженным отдыхом здесь и сейчас.
Ее преданность не вызывала сомнений. Бывали моменты, когда я уже видел себя пожилым ученым, прогуливающимся в вельветовом пиджаке среди сосен бутовского лесопарка. Однако природа взяла свое.
Была то ли осень, то ли зима, год не скажу, не помню. Я шатался по городу, никем не узнанный, не признанный. Немного выпив, зашел в странное местечко, которое рекламировали словами – «авторский подход к разврату» и «высокое искусство похоти». На бархатном занавесе, что мне очень понравилось, серебряными нитями была вышита корона. На сцену вышел длинноволосый режиссер и объявил, что мы вот-вот увидим экстатическую элевсинскую мистерию, с помощью которой души обретут божественные вибрации. Постановка называлась «Соломея». На героине была туника с глубочайшими вырезами, и танцевала она с такой самоотдачей, которую не встретишь в стриптиз-клубах. В небольшом зале сидело несколько ценителей, шуровавших под ширинками.
Честно говоря, я всегда побаивался брюнеток, а у этой актрисы были еще и монголоидные черты лица. После спектакля, дождавшись исполнительницу главной роли, я выговорил, что увидел темную материю со скрытой массой и рай, потерянный навеки. Позже выяснилось, что Стелла расслышала только приглашение поужинать.
Мы поехали в гостиницу «Метрополь». В такси я понял, что водяная корона на занавесе возникла не случайно. Сбрасывание шкурки имеет к ней самое прямое отношение. Именно так, погружаясь в разных женщин, мы не даем себе закоснеть. Абсолютная свобода проявляется в остром удовольствии, которое человек испытывает, играя все новые роли.
Я представился ни много ни мало Варахиилом. Имя родилось спонтанно, поражая своей дикостью и внутренней логикой. Сама собой сложилась легенда второго репринта, соблазнителя библейской соблазнительницы. Варахиил был детдомовцем, которого назвали по святцам религиозные няньки, а отсюда и полубандитом, отморозком, свихнувшимся от внезапной страсти…
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
