Солнце било в глаза, и Нэнси моргнула. Храбрая… Ах, если бы это было правдой!
* * *
«Таврский экспресс» держал курс на юго-восток через Турцию в сирийский Алеппо, а оттуда в Бейрут, повторяя изгибы Средиземного моря. Так странно осознавать, что в Венеции то же самое море. Здесь было даже красивее, чем на побережье Северной Италии: бесконечная цепь песчаных бухт на фоне голубых гор в дымке.
Нэнси отсыпалась у себя в купе. Кэтрин съела крутое яйцо и пару персиков и тоже задремала. Агата сидела у окна, поглощенная меняющимся ландшафтом – не хотелось тратить время на сон. Через час океанские просторы уступили место большим домам с плоской крышей в окружении садиков с цветущим жасмином и алым молочаем – поезд въезжал в Дамаск.
– А ожидаешь чего-то более цивилизованного, правда? – закатила глаза Кэтрин, выбравшись на платформу. – Казалось бы, самая древняя столица в мире.
Их багаж подхватила банда носильщиков, орущих друг на друга; остальные бежали позади, стараясь отобрать чемоданы. Наконец вмешался агент «Кука». После успешной доставки багажа на автобусную станцию он предложил им экскурсию, однако Кэтрин его прогнала.
– Они никогда не возят в приличные места, – заявила она. – Я сама буду вашим гидом.
– Но вы только что встали! – запротестовала Агата. – Вам нельзя переутомляться.
– Я и не собиралась, – улыбнулась Кэтрин. – Первая остановка – самое расслабляющее место на свете, к тому же нас повезут.
Когда Агата с Нэнси увидели, что она подразумевает, у них отвисла челюсть: у здания вокзала выстроились оседланные верблюды. Кэтрин подошла к погонщику, стоящему рядом, и обратилась к нему на арабском. Последовал короткий разговор, во время которого она уперла руки в бока и несколько раз качала головой; наконец, полезла в сумку и достала пятифранковую банкноту.
– Грабеж среди бела дня! – проворчала Кэтрин, возвращаясь. – А, не важно – вы не пожалеете!
Агата в ужасе наблюдала за процедурой усаживания: хозяин поставил верблюда на колени, Кэтрин подошла к нему вплотную и умостилась в седло боком. Верблюд поднялся, выпрямив сперва задние ноги; на мгновение показалось, что Кэтрин сейчас полетит вниз головой.
– Давайте! – задорно позвала она с высоты. – Вам понравится! Только так и нужно смотреть город.
Агата с Нэнси обменялись растерянными взглядами.
– Я что-то не уверена… – пробормотала Агата. – Вы видели, как он покачнулся? Совсем как на лодке в шторм – а меня всегда тошнит…
– Я тоже не горю желанием, – кивнула Нэнси. – Никогда не умела ездить верхом: однажды меня сбросила лошадь, и теперь я боюсь…
– Ну чего ждете? – крикнула Кэтрин через плечо. – У нас не так много времени!
– Если уж Кэтрин способна на такое после болезни, то и нам не стоит быть нежными фиалками, – неуверенно улыбнулась Агата. – Я рискну, если вы со мной.
– Ну, я… э-э…
Нэнси побледнела, однако не успела ничего сказать: погонщик подхватил ее и усадил в седло самого маленького верблюда.
– Держитесь крепче и наклонитесь назад! – крикнула Кэтрин.
Нэнси зажмурилась, но верблюд поднялся на ноги аккуратнее, чем его собрат. Она в изумлении открыла глаза.
– Ой… Я еще в седле!
– А то! – засмеялась Кэтрин. – Это ведь не слон! Давайте, Мэри, ваша очередь!
Едва Агата подошла к своему верблюду, как тот издал утробное рычание и плюнул в нее.
– Фу! – Она еле увернулась. – Кажется, я ему не нравлюсь!
– Похлопайте его по заднице, – посоветовала Кэтрин. – Покажите, кто тут хозяин!
– Мне совсем не хочется до него дотрагиваться…
Агата неуверенно подняла руку. Животное изогнуло шею по-змеиному, намереваясь повторить злобный трюк. К счастью, тут ее подхватили сзади, и вот она уже наверху, защищенная от «жидких бомбардировок» передней частью седла, похожей на перевернутую ножку стула.
Пока верблюд поднимался на ноги, Агата насмерть вцепилась в седло, вспомнив карусель в Торки, где кружились под музыку деревянные лошадки. Мать сделала роковую ошибку: за несколько минут до того купила ей мороженое. Трудно сказать, кто злился больше: владелец карусели, которому пришлось ее отмывать, или сестра, сидевшая впереди, которой пришлось идти домой с блевотиной в волосах.
По счастью, верблюд двигался медленно и ровно – совсем не похоже на лодку в шторм, – и Агата могла спокойно разглядывать улицу и крыши торговых палаток. Впереди виднелась древняя каменная арка.
– Это Баб аш-Шарки, – пояснила Кэтрин, поравнявшись с ней. – Восточные ворота – те самые, через которые святой Павел входил в Дамаск. Их построили римляне и посвятили солнцу. – Она оглянулась через плечо. – Нэнси, вы там как?
Погонщик взял верблюда под уздцы и подвел к остальным.
– Не так страшно, как я думала, – откликнулась та. – Даже приятно, когда привыкнешь.
– Это Прямая улица, – продолжила Кэтрин. – Помните, та самая, из Библии? Арабы называют ее Мидхат-паша Сук, потому что она проходит через рынок, по-местному – сук. Сейчас вы почувствуете аромат специй. А мы направляемся в хамам на другом конце города.
– А что это? – Агата судорожно вцепилась в седло: ее верблюд вдруг заинтересовался раздавленным помидором.
– Баня, – ответила Кэтрин. – То, что нужно после пяти суток в поезде: вас отмоют до скрипа и сделают массаж с ароматическими маслами. Неземное блаженство! Затем вернемся через Хан Аль-Харир – шелковый базар; может, что-нибудь присмотрим. Ну а дальше останется время быстренько перекусить – и на автобус.
– Звучит заманчиво, – улыбнулась Нэнси. – А чем это пахнет? Похоже на… духи?
– Лепестки розы. – Кэтрин махнула рукой в сторону дальних прилавков. – Видите вон там мешки? Они набиты сухими лепестками и бутонами: их используют не только для духов, но и в качестве приправы. Потом, если захотите, можно попробовать розовую воду и мороженое.
По мере продвижения воздух наполнялся все более экзотическими ароматами. Мешки с кардамоном, куркумой и корицей перемежались с корзинами орехов и ягод можжевельника. С крючков над чашами ладана и сухого лимона свисали связки чеснока и свежей мяты. Стены по обеим сторонам улицы отражали звонкие крики арабов, рекламирующих свои товары.
В одном из лотков жарилось мясо на вертеле, и рот Агаты непроизвольно наполнился слюной. Продавец отрезал куски мяса, укладывал на маленькие треугольнички хлеба и поливал густым темно-красным соусом.
– Что это? – спросила она Кэтрин.
– Кебаб в ягодном соусе. Дамаск славится своими черешнями: они растут по всей Сирии. Из них делают соус с корицей и фисташками – объеденье!
Путь к баням лежал через базар, где продавали ковры, медные горшки и тарелки, деревянную мебель с причудливой инкрустацией. Мимо сновали женщины в парандже, увешанные корзинами со снедью; в тени на корточках сидела стайка нищих.
