— Скорей веди его к нам!
Я побежал рассказывать Цзячжэнь:
— Фэнся нашли мужа, руки-ноги целы, городской!
Она сначала перепугалась, подумала, что я не в себе. Но когда поняла, что речь о свадьбе, стала вместе со мной плакать от счастья.
Вечером Цзячжэнь из своих старых нарядов сшила для Фэнся обновку:
— Как-никак, а у нас смотрины!
Через три дня явился Вань Эрси. Чтобы посмотреть на нас, ему приходилось задирать плечо. Фэнся это рассмешило.
Вань Эрси был во френче, очень опрятный. Если бы не кривошея, сошел бы за городского партработника. Цзячжэнь к его приходу тщательно причесалась и почистила свою старую одежду. Но обувку возле кровати я ей поставил новую. Фэнся в ярко-красном наряде сидела у постели, опустив голову.
Цзячжэнь радостно улыбалась будущему зятю. Он разложил на столе подарки — бутылку водки и отрез материи в цветочек, а сам сделал круг по комнате — стены осматривал. Я сказал:
— Бригадир, Эрси — милости просим садиться.
Эрси хмыкнул и сел на скамеечку. Бригадир замахал руками:
— Я пошел. Эрси, это Фэнся, а это ее родители.
Когда он показал на Фэнся, она ему улыбнулась, а когда на Цзячжэнь, она улыбнулась матери. Цзячжэнь тоже попросила бригадира присесть, но тот отказался наотрез:
— Дела, дела!
Я его проводил, вернулся к столу и сказал Эрси:
— Ты сильно потратился. Я несколько десятков лет не пробовал водки.
Эрси опять хмыкнул и только все зыркал по комнате. Мне стало не по себе. Цзячжэнь сказала:
— У нас бедновато. Но есть овца и куры. Мы их продадим, и будет у Фэнся приданое.
Эрси еще раз хмыкнул. Посидел немного и собрался уходить. На Фэнся он почти не посмотрел, все больше на облупленные стены. Цзячжэнь горько усмехнулась и сказала ему:
— Я лежачая, проводить тебя не могу.
Я вышел с ним на двор и спросил:
— Подарки забираешь?
Он опять хмыкнул и посмотрел на нашу крышу.
Я вернулся в дом, сел на табуретку. Меня злость разбирала.
— Больно разборчивый! У самого-то башка кривая…
Цзячжэнь вздохнула:
— Его тоже винить нельзя.
Фэнся поняла, что она не приглянулась, ушла в дальнюю комнату, переоделась в обычное рванье и пошла с мотыгой в поле.
Вечером явился бригадир.
— Ну как?
Я покачал головой:
— Мы для него слишком бедные.
На следующий день я работал в поле, и вдруг меня окликнули:
— Фугуй, кажись, ваш жених вернулся!
По дороге вразвалочку шли человек пять с тачкой, а перед ними на всех парах несся еще один, с перекошенным плечом.
Поравнявшись со мной, Эрси сказал:
— Надо сменить камыш на крыше. И я привез известки побелить стены.
Еще в тачке были кисти, а сверху — маленький столик, а на нем свиная голова. А подмышкой Эрси нес еще две бутылки водки.
Я понял: накануне он все осматривал, чтобы сообразить, что чинить. Даже груду камыша у дома приметил. Я и сам хотел перестелить крышу, ждал, когда пройдет страда и можно будет попросить деревенских помочь. Эрси все продумал — и народ привел, и мяса с водкой принес.
Он зашел к нам, как к себе домой. Свиную голову водрузил на наш стол, а маленький столик поставил у ног Цзячжэнь и сказал:
— Так будет удобнее есть.
Она растрогалась до слез:
— Какой ты, Эрси, заботливый!
Он этот столик сам смастерил тем вечером.
Эрси вынес на двор стол и табуретки, постелил под деревом солому и собрался тащить туда Цзячжэнь, но она засмеялась и замахала руками:
— Фугуй, чего ты ждешь?
Я посадил ее к себе на спину и сказал Эрси:
— Ты будешь носить Фэнся!
Цзячжэнь ударила меня по спине, а Эрси смутился.
Он еще с одним человеком полез на крышу, а остальные снизу на бамбуковых шестах подавали им связки камыша. Я сразу увидел, что они к делу привычные. Кривошея Эрси не мешала: он сначала притаптывал камыш ногой, а потом подбирал руками и стелил по крыше. У нас в деревне так никто не умел.
Они закончили еще до обеда. Я сварил им ведро чая. Фэнся бегала туда-сюда, разливала им чай и прямо вся светилась. Собрались деревенские. Соседка сказала Цзячжэнь:
— Счастливица же ты: зять работает еще до свадьбы.
— Это Фэнся у нас счастливица!
Когда Эрси слез с крыши, я ему сказал:
— Отдохни.
Он утер пот рукавом и ответил:
— Не устал.
Задрал плечо, посмотрел на четыре стороны:
— Это наш огород?
— Да.
Он заглянул в комнату, взял нож, пошел в огород, срезал несколько овощей и отправился на кухню разделывать свиную голову. Я предложил поручить это дело Фэнся, но он и слушать не хотел. Фэнся стояла рядом с матерью. Я подтолкнул ее, чтобы шла в комнату. Она робко взглянула на Цзячжэнь. Та улыбнулась и показала ей рукой на дом. Тогда Фэнся зашла внутрь, а мы остались на дворе, пили с работниками чай. Потом и я зашел на минутку. Они там уже поладили: один кухарит, другая огонь разводит. Прямо как муж с женой. Они переглянулись и рассмеялись.
Когда я рассказал Цзячжэнь, она тоже посмеялась. Через какое-то время я не вытерпел и встал опять их проведать, но Цзячжэнь шепнула:
— Не мешай.
После обеда Эрси с приятелями прошлись по стенам известкой. Наша глинобитная хижина стала чистенькая, беленькая, словно городской кирпичный дом. Было еще рано. Я сказал:
— Оставайтесь ужинать.
— Нет, мы пойдем.
Он повернул плечо в сторону Фэнся и тихо спросил:
— Отец, мать, когда свадьба?
Мы с Цзячжэнь чуть с ума не сошли от радости от того, что он сказал и как нас назвал.
— Когда хочешь, тогда и устраивай!
Я добавил:
— Эрси, это дело, конечно, дорогое. Но у Фэнся жизнь невеселая. Ты уж порадуй ее, позови народ, отпразднуй. И чтобы деревня видела: у нас свадьба не хуже, чем у людей.
— Хорошо, отец.
В тот вечер Фэнся все теребила ситчик, который он ей подарил. Заметила, что мы с Цзячжэнь улыбаемся, и залилась краской. А мы радовались, что Эрси ей понравился. Цзячжэнь сказала:
— Он Фэнся не обидит. Теперь я спокойна.
Мы продали кур и овцу, в городе сшили для Фэнся два наряда, прикупили одеяло и таз — все, как у других невест.
