Взял я все, что накопил, и пошел в Синьфэн на Бычий торг. Проходил через соседнюю деревню, смотрю — на току лежит вол и плачет. Рядом мужик голый по пояс сидит на корточках и точит нож, а народ вокруг обсуждает, куда лучше ударить. Очень мне этого вола стало жалко. Всю жизнь работал на людей, а теперь ослаб — и на мясо.
Я пошел дальше, чтоб не видеть, как его зарежут. И все не могу выкинуть его из головы. Ведь он все понимает, плачет. И решил я его купить. Зашагал скорей назад.
Они уже связали ему ноги. Я говорю мужику с ножом:
— Продай, сделай милость!
Он попробовал пальцем лезвие и спрашивает:
— Чего?
— Я говорю, вола продай!
Тут он засмеялся, и все вокруг загоготали.
Я вынул из-за пазухи деньги, протянул ему:
— Считай!
А сам развязываю вола.
Мужик посмотрел — пачка толстая.
— Так ты не шутишь? И считать не буду — забирай!
Я взял вола за веревку и повел. Слышу, они смеются мне вслед и приговаривают:
— Ну и повезло же нам.
Он у меня умная скотина — понял, что я его спас, сразу успокоился и все норовит ко мне приласкаться — голову на плечо кладет. Я говорю ему:
— Рано радуешься! Ты у меня работать будешь, а не прохлаждаться.
Пришли мы в нашу деревню — и там тоже все надо мной смеются:
— Фугуй, да он старше твоего папаши! Он у тебя больше трех лет не протянет.
Я подумал, что и сам больше не протяну. А вот живем до сих пор. В деревне говорят, что про нас смерть забыла.
Я назвал его Фугуем, потому что мы похожи. Потом и деревенские это поняли.
Вообще-то он работящий, но иногда халтурит. Да что возьмешь с юла, когда я сам такой? Когда устану — мы вместе отдыхаем. Чувствую, что силы вернулись, — и ему пора в поле.
Старик поднялся, отряхнулся и подозвал вола. Тот подошел и наклонил голову, чтобы на него надели ярмо. Два Фугуя медленно зашагали по грязи, покачиваясь на ходу.
Я слышал их разговор:
— Юцин и Эрси сегодня вспахали один му, Цзячжэнь и Фэнся тоже почти целый му, а Кугэнь, хоть и мал, а полму напахал. А сколько ты сегодня наработал, я тебе не скажу, не то тебе будет стыдно. Но со старого какой спрос? Спасибо и на этом.
А потом вечерний ветер донес до меня щемящую хриплую песню:
Молодой — туда, где радость,
Пожилой — туда, где деньги,
А старик — туда, где Будда…
Дымок из труб растворялся в лучах заходящего солнца. Матери звали детей. Человек, поскрипывая коромыслом, пронес ведра с навозом. Бескрайние поля засыпали. Опускалась ночь. Земля открывала ей навстречу свою крепкую грудь, как женщина ребенку.
