Мара отвечает мне едва заметной насмешливой улыбкой, как будто я глуповато пошутил. Танха поворачивает изысканное лицо к матери.
— Что он сказал? — переспрашивает она по-тайски. — Этого фаранга не поймешь.
Мара пропускает ее слова мимо ушей.
— Тебе не о чем беспокоиться, — говорит она мне и кивает дочери.
Танха снова начинает меня ласкать.
От отпуска оставались две ночи и три дня. Трей не приглашал меня пойти с ним во второй раз, а я не напрашивался.
Брать оружие в отпуск запрещалось, но в те дни в аэропортах не было ни металлоискателей, ни серьезной охраны, и некоторые из нас прихватывали с собой пистолеты и ножи. Я взял длинноствольный пистолет 38-го калибра, который выиграл в покер у чернокожего паренька по имени Ньюпорт Джонсон за три дня до того, как он наступил на «прыгунью Бетти». В тот вечер я достал 38-й со дна укладки, проверил, заряжен ли он, заперся в комнате и сидел в одних трусах, потягивая скотч, прислушиваясь к шумам с улицы и наблюдая, как медленно поворачиваются под потолком лопасти вентилятора.
Трей вернулся часа в четыре утра. Некоторое время я слушал, как он гремит и стучит чем-то в ванной, а потом лег в постель и закрыл глаза. Может, теперь смогу заснуть.
Его вопль выдернул меня из постели, я вскочил с 38-м в руке. Босиком промчался по коридору, ударил дверь и оказался в комнате.
Лампа горела только в ванной, узенькая полоска флюоресцирующего света протянулась к разоренной постели. На полу была кровь и оторванная полоса ткани. Похоже, Трей пытался рвать простыни, чтобы сделать повязки. Сделав шаг к ванной, я услышал стон из темноты постели и повернулся, держа 38-й у бока.
— Джонни? — Его голос был сух, надтреснут и безжизнен. Я уже слышал такой раньше, у Ньюпорта Джонсона в последние десять минут перед смертью, после того как «прыгунья Бетти» нафаршировала его шрапнелью от шеи до колен. Подойдя ближе, включил ночник у кровати.
Трей был голым, не считая майки. Раскинув ноги, он лежал на пропитанном кровью матрасе в окружении окровавленных обрывков постельного белья. Его трусы лежали на полу рядом. Они были черными от запекшейся крови. Ладонями Трей прикрывал себе пах.
— Джонни? — прошептал он. — Она не останавливается.
Я подошел ближе, положил 38-й и тронул его за плечо. Трей поднял руки, и я отшатнулся.
В медленно текущих реках Вьетнама живет такая пиявка, которая специализируется на том, что проникает в мочеиспускательный канал мужчин, вброд переходящих реку. Закрепившись внутри пениса, она начинает есть и ест до тех пор, пока не станет размером с кулак. Мы много слышали об этой чертовой штуке. И вспоминали о ней постоянно, когда переходили вброд какой-нибудь ручей или рисовый чек, то есть не реже дюжины раз в день.
Член Трея выглядел так, словно в нем побывала такая пиявка. Нет, хуже. Он не просто был распухшим и дряблым, по всей длине его покрывала тонкая спираль из проколов. Это выглядело так, как будто кто-то взял швейную машинку с большой иглой и прострочил его член вокруг от корня и до головки. Отверстия обильно кровоточили.
— Я не могу ее остановить, — прошептал Трей. Его лицо выглядело бледным и липким от пота. Такие лица бывали у раненых парней, прежде чем их подхватывала и уносила волна шока.
— Пошли, — сказал я, просовывая под него руку, — надо найти больницу.
Трей вырвался и снова упал на подушки:
— Нет, нет, нет. Надо только остановить кровь. — Он вытащил что-то из-под подушки, и я понял, что у него в руке «Ка-бар» — нож с черным лезвием, с которым он ходил в ночной патруль. Я поднял свой 38-й, и на секунду настала тишина, прерываемая лишь потрескиванием лопастей вентилятора да уличными шумами.
Наконец я захихикал. Дурдом. Вот мы, в сотнях миль от Вьетнама и от войны, я с пистолетом, Трей с ножом, готовые порешить друг друга. Сущий дурдом.
Я опустил оружие:
— У меня есть аптечка. Сейчас принесу.
Я привез с собой аптечку поменьше из тех двух, которые таскал в рюкзаке по джунглям, не столько ради бинтов, разумеется, сколько ради седативных, антидепрессантов и обезболивающих, выдававшихся перед серьезными операциями. Морфин выдавали ограниченными порциями только медикам, но я заныкал немало декседрина и демерола. Были там и кое-какие сульфамиды. С таблетками и бинтами пошел назад к Трею, дал ему забинтоваться, а сам налил воды.
Трей теперь сидел, накрывшись окровавленной простыней. Он вытер с лица пот:
— Не знаю, почему кровь никак не останавливается.
Тогда я тоже не знал. Теперь знаю.
Летучие мыши-вампиры и европейские аптечные пиявки испускают один и тот же антикоагулянт: гирудин. У мышей он содержится в слюне; пиявки производят его в кишечнике и смазывают поверхность раны. Он не дает ране закрыться, и кровь свободно течет до тех пор, пока кровосос кормится. Мыши-вампиры нередко сосут кровь из шеи лошади или коровы по несколько часов, часто возвращаясь на место трапезы с товарищами, чтобы продолжать пиршество до рассвета.
Немного погодя Трей заснул, а я сидел на треснувшем стуле у окна, наблюдая за входной дверью и держа бесполезный 38-й на коленях. У меня была мысль силой заставить Маладунга привести меня к Маре и там застрелить и его, и женщину. «И младенца», — добавил про себя.
Мысль казалась не такой уж непереносимой. За последние пять месяцев я повидал немало мертвых младенцев. И никто из детишек косоглазых не лакал отрыгнутую кровь с губ своих матерей перед тем, как их прикончили. Думаю, я, ни минуты не сомневаясь, порешил бы обеих — и мать, и дитя. «А как ты потом оттуда выберешься?» — возник вопрос в рациональной части мозга. Не думаю, чтобы тайцы с радостью восприняли насильственную смерть своих — возможно, единственных, — пханнийаа ман нага киос. Слишком уж им нравились услуги мамаши.
Временно отказавшись от этого плана, стал думать о том, что делать дальше. Если кровотечение у Трея не прекратится, можно будет отвезти его в связное подразделение военно-транспортного авиационного командования, которое, как говорили, было где-то в Бангкоке. Если окажется, что ничего подобного в городе нет, найду какого-нибудь практикующего врача и заставлю его оказать приличную медицинскую помощь. Если и это не поможет, принесу Трея в ближайшую тайскую больницу и там под угрозой пистолета заставлю оказать помощь вне очереди.
Перебирая эти возможности, я заснул. Когда я проснулся, в комнате было темно. Вентилятор под потолком продолжал свое прерывистое вращение, но уличные звуки за окном снизились до ночного уровня.
Постельное белье было пропитано свежей кровью, кровь была на полу, вся ванная была закидана окровавленными полотенцами, но Трея нигде не было.
Я выскочил в коридор и помчался вниз, в фойе, но по дороге вдруг сообразил, что у меня за вид: глаза дикие, босой, полуголый, в мятых, с пятнами крови трусах, длинноствольный 38-й в руке. Тайские шлюхи и их сутенеры в фойе едва глянули в мою сторону.
