— Каково вам работать с психически больными пациентами? — спросил Джо у Сары.
— Это и труд, и награда, и вызов, и победа. Джо рассмеялся:
— Неужели все это сразу? А опасные среди них есть?
— Некоторые опасны.
— И вы не боитесь? Не испытываете к ним отвращения? — не унимался Джо.
— Нет. Я думаю о том, почему они такие. Как их воспитывали, насколько им не повезло в жизни. Я пытаюсь представить, что с ними случилось, отчего они так напуганы и не могут справиться с ситуацией. К ним легко испытывать сострадание.
Джо улыбался ей, его глаза потеплели, а Сара вдруг смутилась.
— Так вы работаете на «Вашингтон пост»? — Ей захотелось отвлечь от себя внимание.
— Да, мне повезло. Я работал и в других, более мелких изданиях, но год назад перешел в «Пост».
— О чем вы пишете? — задала вопрос Энн.
— Иногда передовицы. Иногда очерки. Иногда критические заметки о театре. Честно говоря, это мне нравится больше всего.
— Ой, а вы видели спектакль «Кошка на раскаленной крыше»? — Сара подалась к нему. — Умираю, как хочу его посмотреть.
— Да, я смотрел эту пьесу, и вы в самом деле не должны ее пропустить, — ответил Джо.
— В прошлом году я видела «Унаследовать ветер», — сказала Сара, — это было так сильно.
— По-моему, вам нравятся те же пьесы, что и мне, — заметил Джо. И снова на его губах мелькнула улыбка, заставившая Сару покраснеть.
— Вы уже написали свою лучшую статью? Ту, что вам самому нравится больше всего? — продолжала расспрашивать Сара.
— Не думаю, что какую-то из моих статей я люблю больше остальных, но мне нравится рассматривать тему под необычным углом. Я люблю писать о человеческой стороне любой истории. Я не так жаден до фактов. Вот почему я не люблю передовицы. Мне трудно скрывать свое отношение к тому, о чем я пишу.
Донни спал, а взрослые продолжали разговаривать. Сара размышляла о том, как странно почувствовать себя почти родной людям, с которыми провела пару часов. Ей казалось, что она знакома с Энн и Джо всю свою жизнь. Они оба понравились ей. Пожалуй, она уже любила их, хотя это было невероятно. Но их тепло и человечность тронули ее, и, когда спасатели наконец добрались до вагона и освободили их, Сара испытала странное чувство потери, поняв, что с этой минуты их пути разойдутся.
Прежде чем расстаться, они записали свои координаты на листках из блокнота Джо, сердечно обнялись и разошлись по разным машинам «Скорой помощи».
Два дня спустя, когда Сара читала передовицу в «Вашингтон пост» о катастрофе за подписью Джо Толли, она все еще думала о своих попутчиках. Джо написал о чужих людях, ставших друзьями, хотя они так не похожи друг на друга, о трех взрослых и ребенке, сведенных вместе несчастным случаем, заботившихся друг о друге и расставшихся на месте происшествия с «искренней любовью к случайным попутчикам».
«Если бы все наши отношения были окрашены этим ощущением искренности, безопасной и необходимой близости, — писал Джо, — мир стал бы намного лучше».
Лаура ехала из Мидоувуд-Виллидж домой на озеро Эштон, но мыслями она оставалась в перевернутом вагоне злополучного поезда. Сара была прирожденной рассказчицей. Она описывала происшествие так живо, что Лаура как будто видела все своими глазами.
На краю леса, окружающего Эштон, Лаура остановилась у ряда почтовых ящиков, чтобы забрать почту. Конвертов оказалось немного. Лаура села в машину и открыла тот из них, в котором определенно не могло быть счетов. Длинный белый конверт, ее фамилия напечатана на машинке. Внутри оказался листок бумаги с единственной строчкой: «Оставьте Сару Толли в покое».
Лаура перевернула листок, но другая сторона оказалась чистой. Не нашла она и обратного адреса на конверте. Чернел только почтовый штемпель Филадельфии. Холодок пробежал у нее по спине. Кто послал ей письмо? И зачем?
Она, нахмурившись, смотрела на записку. Сумасшествие какое-то. Раздраженная Лаура бросила конверт на сиденье и поехала через лес к дому. Тому, кто послал письмо, не повезло. Они опоздали. Она уже успела почувствовать искреннюю привязанность к пожилой женщине и не собиралась снова оставлять ее в одиночестве.
ГЛАВА 15
Ему следовало бы просто выкинуть фотографию в мусорный бак в ту самую минуту, как Бетани принесла ее в дом. Но Дилан почему-то вел себя ужасно глупо. Всякий раз, когда он проходил через кухню и видел фото на рабочем столе, он тотчас отводил глаза. Дилан не выбросил снимок, но и не стал его разглядывать. Он словно понимал, что достаточно будет взглянуть на него хотя бы один раз, и весь его пофигистский стиль жизни изменится. Он боялся того, что мог увидеть на фотографии.
Как-то среди дня Дилан готовил для себя сандвич с индейкой. Неожиданно он отложил нож в сторону и взял в руки снимок, действуя как будто автоматически. Это была студийная фотография девочки, красивой девочки. И она была его дочерью. Он долго рассматривал изображение на глянцевой бумаге, хотя ему этого и не требовалось. Дилан знал, что он ее отец. Девочка была очень похожа на его младшую сестру в детстве. Те же самые темные волосы. Левая бровь чуть выше правой. Губы бантиком. Яркие синие глаза, отличительная черта его семьи. Точно такие же Дилан увидел бы в зеркале.
Он так и не закончил делать себе сандвич, сунул карточку в нагрудный карман рубашки, вышел на веранду и улегся в гамак. Ветви деревьев чуть раскачивал теплый бриз.
Хорошо. Он это сделал. Посмотрел. Все понял. И что дальше?
Он не солгал Лауре Брендон, когда сказал, что не помнит ее. Но он не забыл вечеринку и снежную бурю. Они отмечали переезд Ронды в ее новый дом, в котором с легкостью разместились бы пять-шесть таких лачуг, как у него. Огромные размеры особняка не выветрились из его памяти, но больше никаких подробностей он не помнил. Как выразилась Бетани, это было его плохое время.
Дилан никогда много не пил, но в те месяцы он словно принялся наверстывать упущенное. Он не мог смириться с гибелью в авиакатастрофе своих друзей и в том числе Кэти, женщины, с которой он жил. В те месяцы он существовал только на алкоголе, сигаретах и сексе. Все, что угодно, только бы забыть о боли.
Дилан вытащил снимок из кармана и снова посмотрел на него. Улыбка Гиров. Никакой ошибки. Итак, она его ребенок. Но это вовсе не значило, что он должен что-то предпринимать. Судя по всему, у этой Лауры достаточно денег, чтобы растить девочку. Дилан никогда не хотел иметь детей, во всяком случае, после смерти Кэти это желание у него не появлялось. Он не хотел нести за них ответственность, не хотел испытывать боль и ужас потери. Но эта девочка уже была, смотрела на него с фотографии, и ее глаза сказали ему все, что он хотел знать.
Следующие несколько дней Дилан пробовал забыться в работе. Но что бы он ни делал, он ловил себя на том, что время от времени достает из кармана фотографию, назойливо напоминая себе, что у него есть дочь.
