дверь номера распахнулась.
— Привет! Проходи! — сказал ей мужчина.
Его я не видела, и слов было сказано слишком мало, чтобы понять по голосу насколько Наварский рад её видеть. Но в том, что рад, даже не сомневалась. И в том, что ждал — тоже. Он встречал её в гостиничном халате, а никто не надевает вафельный халат поверх костюма.
Наварский так точно — только на голое тело, после душа.
К счастью, дверь лифта начала закрываться, иначе я бы так и стояла истуканом, оглушённая увиденным и едва не сбитая с ног потоком собственных чувств и мыслей.
Я успела отвернуться, когда его шалава впорхнула внутрь. Не знаю, выглянул ли Наварский, видел ли меня, узнал ли, если видел. Я очень надеялась, что нет.
Едва двери лифта сомкнулись, я судорожно ткнула в кнопку первого этажа.
Сердце колотилось как бешеное.
Дура! Господи, какая же я дура!
На что надеясь? Что он локти кусает, переживает, страдает, мерит шагами номер, каждую минуту смотрит на телефон? Да плевать он на нас хотел: на меня, на девчонок.
У него теперь новая жизнь. Как он там сказал? С ней я живу? Мечтаю, дерзаю, лечу?
Летит он. Орёл сраный.
Зачем только припёрлась! Поговорить? Как глупо это сейчас звучало.
О чём тут говорить? Тут и так всё ясно.
И может, до того ничего у них и не было, сейчас будет.
Он же не завязывает новые отношения, пока не порвал с прежними. Цитата.
А он порвал. И наверняка чувствует свою правоту. Я его обидела. Не стала слушать, выставила за дверь с вещами. Это же такой удобный повод. Я же теперь сама во всём виновата.
Я горько усмехнулась, косо глянув на себя в зеркало лифта.
Второй подбородок невольно напомнил о возрасте. Да, я не азиатка, у меня отёчно-деформационный тип старения. Гравитационный, как говорит моя косметолог. Отёчность и мешки под глазами, брыли, носогубные складки. Да, чёрт побери, я поправилась. Всё его чёртовы булочки, что он таскал с работы. Словно специально меня откармливал.
Жаль, что я не приехала в гостиницу раньше. Вот был бы номер, если бы эта девка заявилась при мне. Представляю, как бы Наварский бледно выглядел, судорожно посматривая на дверь. А потом ещё бледнее, когда она возникла на пороге. Как стал бы заикаться, пытаясь объяснить, зачем она припёрлась.
Жаль, что я не пришла позже. В самый разгар процесса. Хотя…
Я притормозила в холле гостиницы, подумав, а не вернуться ли позже?
Посижу пока в баре, выпью бокальчик мартини. Минут пятнадцать уйдёт у Наварского на прелюдию, если он не набросится на неё прямо у двери, а качественно возбудит: где надо потрёт, где нужно полижет. Даже если набросится, не станет же он её сразу выгонять и одеваться.
Девятый час. У них вся ночь впереди — куда им торопиться.
Я зашла в лобби-бар. Ткнула в винную карту.
— Ещё один мартини… — звучало в голове.
Забыть его кретина…
С того момента самого, как встретила когда-то я…
Как встретила тебя….
Постучала ногтями по барной стойке, ожидая свой заказ.
И почему возвращаться в номер, чтобы застать мужа с поличным, так противно?
Почему так хочется просто сбежать?
Я машинально глянула на часы.
Воображение рисовало бурную сцену секса: извивающуюся под Наварским шалаву, её вожделенные стоны, его шумные выдохи, упругую задницу, резкие движения бёдрами.
Я так наглядно всё это представила, что меня затошнило.
Бармен подал мой коктейль.
— Ещё один мартини… — промурлыкала я себе под нос.
Вытерла проступивший на лбу пот, глотнула.
Разве того, что я видела, недостаточно? Обязательно унижаться перед его блядью?
Она будет лежать, довольно почёсывая мокрую манду, а я топтаться в дверях, как бедная родственница. Брошенная жена. Женщина, которой предпочли другую. Баба, которой изменили.
Долгое время я думала, что пережила самый большой позор в своей жизни, когда во время родов младшей дочери было совещание мужиков-гинекологов у подножия моей Бубновой дамы.
Роды были стремительные и что-то пошло не так. Мне показали дочь, а потом ввели наркоз. Когда я очнулась, первое, что увидела — несколько мужчин в белых халатах, что с интересом рассматривали мою промежность. Наверное, там было на что посмотреть — мне наложили двадцать два шва. Но как же мне было стыдно.
И сейчас было стыдно не меньше.
Словно это я виновата. Что не смогла родить красиво, аккуратно, медленно. Что чего-то не додала мужу, была недостаточно хороша, раз ему понадобилась другая.
Кстати, в роддоме мне потом так и сказали, что я не слушала акушера: неправильно тужилась, неправильно дышала.
Видимо, с мужем я тоже делала всё не так. Неумело. Бестолково. Не так, как следует.
Я снова посмотрела на часы.
Как же медленно двигались стрелки.
Глава 26. Игорь
Наварский распахнул дверь.
— Привет, — Света стояла на пороге, теребя на плече ремешок сумки, словно была рада встрече, но сильно волновалась.
— Заходи, — он отступил вглубь номера, приглашая девушку внутрь.
От накрытого стола пахло жареными овощами и морепродуктами. Игорь пожалел, что заказал ужин в номер: он терпеть не мог запах еды в помещениях, не предусмотренных для её приёма, поэтому ни за что не согласился бы жить в лофте.
Теперь он впитается в шторы, бельё, полотенца, вещи, думал он, пока Света разувалась и ему придётся дышать им всю ночь, а потом ехать на работу в костюме, пропахшем грилем.
Он помог Свете снять плащ. Ждал что-то из её обычного гардероба, может, даже более откровенное и вызывающее, но на ней, неожиданно, были высокие сапоги и коротенькое платье с длинными рукавами и широкими воланами на манжетах,
