башни:
– У себя?
– Должно быть. Никогда же не угадаешь.
Сорланд в знак согласия кивнул и направился прямиком в западное крыло. Он поднялся на последний этаж, прошёл сквозь высокие двери в башню, и спустя несколько лестничных пролётов на его ботинок упал тёплый луч. Свет проникал из приоткрытой двери. Джим Сорланд постучал, но никто ему не ответил. Он постучал чуть настойчивее и открыл дверь без приглашения. На учителя уставились три пары зелёных глаз – три кошки, извечные спутницы директора Корнуфлёра, оставленные Джиму Сорланду на попечение и сбежавшие на следующий же день, как ни в чём не бывало разгуливали по кабинету, словно хозяйки. Самая старая из них, рыжая с чёрным пятном-звездой на боку, сидела прямо на рабочем столе и, казалось, просматривала бумаги. Две других, помоложе, толстая серая и худая чёрная, вальяжно прохаживались и потирали спины о мебель.
Сорланд убедился, что в кабинете никого, кроме кошек, нет, бросил им, что вернётся позже, и отправился в вампирское крыло. По его подсчётам до начала занятий оставалось чуть больше получаса, а этого времени должно было хватить даже на чтение газеты. Спускаясь к себе, он радовался тому, как славно будет наконец-то избавиться от обременительной обязанности замещать директора и что можно будет уделить время собственным делам.
Учитель вышел из башни, миновал два лестничных пролёта, повернул в ведовское крыло и через открытую галерею увидел Нину, Улу и Алека. Дети топтались возле дверей его кабинета. Ни секунды не раздумывая, Сорланд развернулся на каблуках, чтобы поскорее убраться прочь, но сделал это всё равно не достаточно быстро.
– Господин Сорланд! – услышал он крик за спиной. – Постойте! Куда же вы?!
Дети бросились вдогонку, учитель тоже прибавил шагу. Краем глаза он увидел, как сквозь щели в стене на поверхность выбежало семейство синих ящериц с человеческими головами и руками вместо лап. «Только не сейчас!» – подумал Сорланд. Он помнил свою последнюю встречу с аласторами, когда нагрубил старшему из них, и знал, что сейчас начнётся.
– Фюда, фюда, дорогие уфеники! Нафтавник Форланд уве не молод, вы беф труда фмовете догнать его! – громко зашепелявила самая крупная ящерица.
– Фюда, фюда!
– Быфтрей, быфтрей! – вторили ей сородичи.
– Оо, найди себе другое развлечение! – взмолился учитель.
– Продолваете офкорблять? Я буду мфтить! Вы фдали меня Кортефу фа какие-то валкие два пинка этим кровофорам!
– Во-первых, не кровожоры, а ученики вампирской ветви, – поправил учитель аластора, сбегая по лестнице вниз. – Во-вторых, не за три жалких пинка, а за то, что вы учеников Корнуфлёра изувечили!
– Фюда, друфья, фюда, нафтавник уве фовфем блифко!
Преследуемый топотом детских ног и шуршанием хвостов ящериц, Сорланд прыгнул через две ступеньки и юркнул за статую Хафнрима Дикого.
– Камню полторы тысячи лет, нельзя ли поаккуратнее?! – проворчала статуя.
– Именем Корнуфлёра! – грозно прошипел учитель в ответ и скрылся от всех преследователей в открывшемся потайном лазе.
– Оо, где Сорланд? – спросила выбежавшая следом Нина. На полу валялась газета, а учителя и след простыл.
– О-о-о, фмотрите, рыжая фнаменитофть почтила наф фвоим вниманием!
– Ты же нам помогал! Скажи, где он!
– Алафторы не помогают кровофорам! Офобенно грубиянам и нефефдам!
– Простите великодушно, господин Очень Обидчивый аластор!
– Да ну его, Алек, он ничего не знает! Давай, ты по северной лестнице, Ула – по южной, а я спущусь через башню! – скомандовала Нина, не обращая больше внимания на зеленеющую от злости ящерицу. – Отсюда можно идти только вниз. Никуда он не денется, встретимся во дворе!
Она мчалась ко входу в башню, сопровождаемая угрозами аластора и улюлюканьем его шепелявых сородичей. И думала о том, как здорово поменялась их жизнь, сколько в ней стало веселья и приключений. Конечно, добавилось ещё тайн, но Нину родимые пятна скорее завораживали, чем пугали. В Корнуфлёре ей нравилось. Здесь было возможным почти всё – даже бегать в догонялки за учителем. В интернате они за учителями не бегали, там и бегать-то было негде. Ни каменных лестниц, ни галерей, ни башен, все коридоры походили один на другой, прямые, сине-белые, скучные.
Там не было классов по кровомантии, трапезного зала с раздаточной линией для хищников, травоядных и акровавого меню для вампиров, не было прогулочной крыши. Хотя однажды они с Алеком лазили на обычную. Воспоминание о той вылазке Нина не относила к своим любимым.
Белла Белова, хвастливая девочка из их интерната, однажды сопровождала заведующую в одно важное учреждение. После возвращения при каждом удобном случае Белла хвасталась, как из окон того учреждения был виден город как на ладони. Дети из интерната город видели только в книгах на картинках, и Нине очень хотелось узнать, каково это – видеть как на ладони. Пришлось уговорить Алека вылезти на крышу интерната, а уговорить брата на такое было непросто: он не совершал необдуманных поступков без видимых причин. Ключ они стащили из каморки завхоза во время тихого часа и в тот же день вылезли на крышу. С неё было видно лес, далёкие трубы нескольких прилегавших к лесной опушке домов, реку, и никакого города. Нина тут же похвасталась Беловой своим похождением, а Белова наябедничала воспитателям. Афанасьевых заставили целый месяц мыть уборные, а Беловой как поощрение за донос подарили коробку белёсых шоколадных конфет.
Сейчас та жизнь осталась где-то очень-очень далеко. Нина бежала вниз по винтовой лестнице и думала, что на самом деле она благодарна незнакомке в цилиндре за тот побег, и, если когда-нибудь встретится с ней, Нина, возможно, даже скажет той большое спасибо.
На этой мысли Нина спрыгнула на последнюю ступеньку и не заметила, как Очень Обидчивый аластор подставил ей подножку, споткнулась и кубарем вывалилась из башни в коридор. Она катилась бы и дальше, если бы не врезалась в чьи-то пышные юбки.
Директор Маррон
Сначала, как только Нина плюхнулась кому-то под ноги, она подумала, как кстати этот человек тут шёл. Потом ей пришло в голову, что хорошо бы извиниться, ведь тот, кто спас её саму от синяков, мог заполучить парочку собственных от Нининых костлявых коленок. Нина попыталась выпутаться из ткани и встать. Но когда подняла глаза, застыла в изумлении – словно призрак из прошлого, над ней нависла незнакомка в цилиндре и с глазами, как будто подведёнными сажей.
– Аккуратнее нужно быть, котенька, – сказала незнакомка, почти перешагнула через застывшую на полу Нину и скрылась за дверью в башню.
Мысли в голове у Нины так и замелькали. Она вскочила и снова очень быстро побежала. Алек спускался по лестнице в противоположной стороне здания, Нина неслась навстречу брату, молотя подошвами башмаков по каменному полу. Она съехала по перилам на нижний этаж, срезала часть пути через холл в крыле оборотней, чуть не врезалась в мумию, так некстати выбравшуюся на прогулку, повернула в северное крыло и едва не завалилась на повороте. Она была почти у цели, до прогулочного двора оставался один этаж, как вдруг холодный голос за её спиной рассёк воздух:
– Афанасьева! Вы всё же соизволили вспомнить о наказании. Непостижимая удача и великая честь.
Вместо ответа Нина дышала как паровоз. Она в очередной раз забыла о своей провинности перед профессором Ламеттой.
Цепкими пальцами преподавательница взялась за плечо ученицы и подтолкнула её в сторону своего кабинета. Сквозь тонкую ткань платья Нина чувствовала прикосновение холодных перстней профессора, но мурашки по коже бежали у неё совершенно от другого. Возможно, пока она будет отбывать дурацкое наказание, её брата схватят и увезут в неизвестном направлении. Сбежать от Ламетты Нина даже не надеялась, преподавательница всегда закрывала дверь кабинета на ключ, независимо от того, внутри находилась сама или снаружи.
В качестве воспитательной работы Нину ждала сортировка пиявок. Из большого аквариума скользких тварей нужно было раскладывать по банкам в соответствии с цветом и размерами. Для этого профессор выдала защитные перчатки, громоздкие и неудобные. Нина натянула их и принялась за работу. Пиявки в этот момент интересовали её меньше всего на свете. Руки тряслись от волнения, из-за чего Нина периодически упускала одну или двух пиявок из аквариума и потом выискивала их под столом.
Профессор Ламетта расхаживала по кабинету, словно гигантская седая птица. Она искоса поглядывая на нерадивую ученицу, и Нина отвечала ей тем же. Тишину нарушали