и покрывает кожу влажной пленкой конденсата.
Маму с папой все это не смущает. Они загоняют внутрь клиентов, как свиней на скотобойню, заталкивают их за столики с диванами и наспех расставленные раскладные столы, втиснутые между огромными вентиляторами и кухней.
Я все еще зеваю после бессонной ночи, проведенной за видеозвонком с беспомощной Эверет. Когда я тихонько спускаюсь в кухню, чтобы взбодрить себя кофе и яичной тарталеткой[47], папа вручает мне стопку меню и показывает на семью с тремя орущими детьми.
– Отнеси им меню, – приказывает он.
– Но мне надо обратно. Я присматриваю за Сиси и бабулей, – возражаю я, а голова идет кругом, потому что в ресторан заходит еще одна компания из пяти человек.
Папы уже нет рядом – он пробирается к кухне сквозь столпотворение.
– Десять минут. – Он бросает на меня взгляд. – Чтобы твой ресторан был успешен.
Я не упускаю ни слова. Твой ресторан. Не его, не мамин.
Меня хватает за локоть Дженис, одна из десятка официанток, которых принудили здесь работать родственники: ее дядя – повар у нас на кухне.
– Твой папа сегодня в режиме босса, – хихикает она.
Я стону.
– По шкале от одного до пяти? Где пять – просто кошмар.
– Сто. А еще ведь даже не полдень.
Дженис огибает лоток с шумаи[48], а я, прижав меню к толстовке, направляюсь к орущим детям. У их родителей обреченный вид. Отец залипает в телефон.
– Добро пожаловать в ресторан дамплингов «У Ли», – говорю я с профессиональной доброжелательностью официантки, раздаю меню и притворяюсь, будто стекла вовсе не вибрируют от крика детишек.
Отец не отрывает взгляда от экрана, его жена принимается изучать меню. Кто-то в подсобке ругается по-кантонски, и до меня доносится перепалка на повышенных тонах, за которой следует пронзительный вопль. Я понимаю, что это мама, еще до того, как замечаю мелькание ее блузки за кухонной занавеской.
– Простите, – бросаю я и пробираюсь между блюдами с димсамами и чайниками, из которых плещет чай.
Добравшись до занавески, я оттягиваю ее и заглядываю в кухню. Мама расхаживает туда-сюда перед толпой официантов. Лиззи, старший повар в смене, манит меня внутрь: зайди, чтобы клиенты не видели. Не успеваю я спросить, что тут происходит, как она оказывается рядом и жарко шепчет мне на ухо:
– Сломалась.
– Что сломалось?
А потом сама все вижу: папа лежит на полу под промышленной пароваркой для димсамов и тычет палочкой ей в дно. В кухне висит облако кисловатого пара. Официанты и повара сгрудились вокруг папы.
Я качаю головой.
– Не понимаю, – говорю я. – Она же только что работала. У нас там столько еды на очереди. Куча народу в зале. Как она могла взять и сломаться?
Знаю, я задаю очевидные вопросы, на которые нет ответов, поэтому мне никто не отвечает. Папа все тычет палочкой в дно пароварки, словно где-то там есть кнопка, которая заставит машину заработать вновь. Мама прекращает расхаживать взад и вперед и начинает кричать, переходя с путунхуа на кантонский, и я едва ее понимаю. Я стараюсь успокоить ее, но она как безумная тычет пальцем в свой мобильник.
– Звони ремонтнику, – настаивает мама, и ее английский звучит ломано, словно она забыла половину алфавита. С ней всегда так, когда она нервничает.
– И что мне ему сказать? – Я силюсь понять, как описать тщетные папины попытки вернуть пароварку к жизни с помощью палочки.
Мама сует телефон мне под нос.
– Ремонт-ник, – она все тычет пальцем в экран.
Как любая дочь иммигрантов и будущая владелица ресторана, я повинуюсь. Пока Бинг оттирает растительное масло с брюк, а Дженис носится между кухней и залом с ни о чем не подозревающими гостями, я торопливо забиваю в Гугл «мастер по ремонту Квинс». Вскоре выясняется, что промышленную технику чинит один человек на весь район. Я набираю номер, и на звонок отвечает скрипучий, усталый мужской голос.
– Центр ремонта «Фьюжн», – говорит мастер. – Чем могу помочь?
Я вспоминаю, до чего ненавижу говорить по телефону. Но родители выжидающе смотрят на меня – в окруженных морщинками папиных глазах светится надежда, что ему не придется до скончания веков торчать под днищем сломанной пароварки, мама стоит, сложив ладони у груди, и безмолвно молится, чтобы ремонт не обошелся в целое состояние. Я стараюсь говорить так, чтобы в моем голосе не проступал испытываемый мной ужас.
– У нас сломалась промышленная пароварка для димсамов, – начинаю я. – Не знаю, как это произошло, но теперь в ней, кажется, не включается газ.
Мужчина из центра ремонта «Фьюжн» задает мне несколько вопросов о резервуарах для воды и нагревательных трубах. Папа отвечает по-кантонски, я, будто военный корреспондент, перевожу его слова на английский. Я слушаю, как мастер лопочет о температурных датчиках, газоотводах и горелках. И в конце концов вычленяю слова, которые понимаю: Маловероятно. Вероятно, починка не поможет. Новая пароварка.
– Нет, – повторяю я, – нет-нет-нет. Нам это не по карману.
Мама щиплет меня за локоть. Она ненавидит, когда я говорю другим, что нам что-то не по карману, даже если это правда. Папа жестом велит мне продолжать разговор.
– Во сколько это нам обойдется? – спрашиваю я.
Мужчина из центра ремонта откашливается.
– Ну, есть хорошая новость: мы можем связать вас напрямую с отделом продаж, и вам не придется искать технику самим. Но если работа вашего ресторана завязана на этом агрегате, то это обойдется примерно в восемь тысяч долларов.
– Восемь. Тысяч. Долларов?!
В кухне тут же поднимается гвалт, подошвы лоферов скрипят по плитке, со всех сторон верещат на китайском.
– Да, – подтверждает мужчина на том конце линии. – Соединить вас с отделом продаж?
Я беспомощно смотрю на родителей. Восемь тысяч долларов – это больше трех месяцев арендной платы. Это врачебные консультации для бабули, зарплаты сотрудников и куча денег, которой я не видела ни разу в жизни за все свои семнадцать лет. Но без пароварки от ресторана почти ничего не останется. Димсамы – это больше половины нашего меню. Я слышу, как за стенами кухни скрипят колеса передвижных лотков. Скоро у нас закончатся яичные тарталетки, ло май гай[49] и дамплинги, и нам придется на входе разворачивать посетителей.
Папа выбирается из-под пароварки, помогая себе палочками, и поднимается на ноги. Он подзывает нас с мамой к себе, и мы заходим в холодильную комнату.
– Подождете пять минут? – спрашиваю я у работника центра ремонта «Фьюжн». – Я не вешаю трубку.
– Конечно, – говорит он. – Подожду.
Я нажимаю «Отключить звук» и вслед за родителями захожу в холодильную комнату. Мы никогда здесь не бываем,
