В 1673 году Италия была вновь вовлечена в масштабное военное противостояние между Францией и Испанией, которое, впрочем, разворачивалось вокруг Нидерландов. В 1674 году Мессина начала восстание против испанского владычества на Сицилии. В 1675 году присоединились французы, однако помощь нидерландского флота помогла Испании подавить эти мятежи.
Король Франции Людовик XIV (пр. 1643–1715) избрал более удачную стратегию, выкупив в 1681 году крепость Казале у герцога Мантуи. Так, власть Франции вышла за обычные границы, очерченные Альпами, что позволило начать подготовку к нападению на испанский Милан. В 1689 году война с Испанией возобновилась, а в 1690 году Виктор Амадей II, герцог Савойи – Пьемонта (пр. 1675–1730), решил отказаться от французской опеки и вернуть себе Пинероло и Казале. В 1693 году французы одолели войска герцога в битве у Марсальи, что не помешало ему после длительной осады взять Пинероло. Узнав, что Австрия, Испания, Англия и Нидерланды могут заключить тайный союз против него, Виктор Амадей объединился с Людовиком. Он занял Казале, а французам позволил перебросить войска на другие фронты. При этом Франция лишилась Казале и Пинероло.
После кончины бездетного Карла II Испанского в 1698 году европейские монархи сели за стол переговоров, при этом итальянские территории были своего рода разменной монетой, а сами правители итальянских городов и герцогств в переговорах не участвовали. В соответствии с Гаагским договором 1698 года Испания, Сардиния, а также испанские владения в Новом Свете и Нидерландах отходили Иосифу Фердинанду Баварскому, который по материнской линии был правнуком Филиппа IV Габсбурга, в то время как Неаполь, Сицилия и военные крепости Тосканы отошли преемнику Людовика, а Милан – эрцгерцогу Карлу, второму сыну императора Леопольда I. Однако в 1699 году Иосиф Фердинанд после непродолжительной болезни умер. Поползли слухи о том, что он был отравлен австрийцами. В итоге был произведен новый раздел: в соответствии с Лондонским договором 1700 года французскому дофину Людовику полагались те же территории плюс Лотарингия, бывшая тогда независимым государством. Остальное получал эрцгерцог Карл. Ни император, ни испанцы на это не согласились, и Карл II уступил свою «долю» второму внуку Людовика – Филиппу, герцогу Анжуйскому, который впоследствии стал Филиппом V Испанским.
Тем временем Венеция оставалась на передовой противостояния с турками. Военный конфликт начался с завоевания турками венецианского Крита в 1645 году. Затем была долгая и трудная осада венецианской крепости Кандия, при этом туркам приходилось параллельно защищать свои торговые суда в Эгейском море от нападений венецианцев и их союзников – Папской области, Мантуи и Тосканы. Также Венеция и Турция постоянно мерялись силами в Далмации. В 1669 году Кандия пала. В последующей Великой турецкой войне 1684–1699 годов Венеция вновь противостояла Турции в Эгейском море и Далмации. По итогам войны республика получила весь Пелопоннес, который, впрочем, вновь уступила туркам 15 лет спустя.
Противопоставляя себя остальной Италии, Венеция гордилась своей независимостью и республиканским укладом, а претензии на Пелопоннес и Эгейское море подчеркивали связь с древнегреческим наследием. Здесь мы видим пример совсем иной – если сравнивать с Савойей – Пьемонтом и Миланом, – геополитической стратегии.
Интеллектуальный кризис
Контрреформация была вызовом свободной мысли. Во многом она стала контрвозрождением, хотя говорить так – значит несправедливо сужать смысл Ренессанса. Астрономические изыскания вызвали интерес к истолкованию Вселенной с точки зрения математики. Ярким приверженцем новых взглядов был современник Шекспира Галилео Галилей (1564–1642), профессор математики в Университете Падуи, а затем придворный математик Козимо Медичи, герцога Тосканского. Одна из его ранних работ «Операции с геометрическим и военным компасом» (Le operazioni del compasso geometrico e militare) 1606 года была посвящена вопросам военно-инженерного дела, а не навигации, однако уже в ней был сделан акцент на функциях конкретного инструмента и применении математических правил. Затем Галилей сосредоточился на изучении нового прибора – телескопа. Первый появился в 1608 году в Гааге, однако Галилей существенно усовершенствовал этот прибор. С помощью телескопа он смог найти эмпирические обоснования теорий Коперника. К 1609 году прибор увеличивал уже в двадцать раз, и в своем труде «Звездный вестник» (Sidereus Nuncius) Галилей впервые показал, что на Луне – как и на Земле – неровная поверхность, есть горы и равнины.
Подобная точка зрения бросала вызов традиционным взглядам, принципиально противопоставлявшим Землю Небесам и идущим еще от Аристотеля. Полагаясь на античный авторитет, средневековые христианские мыслители относили Луну к остальным планетам – идеально гладким, неизменным, с геометрически правильной орбитой. Перемены и упадок считались уделом Земли. Именно поэтому она была идеальным местом для искупления. Показав, что у Юпитера есть четыре спутника, Галилей также развенчал уникальность Луны.
В 1613 году идеи Галилея впервые были признаны святотатственными. Упрямый рационалист и практик, он вскоре впал в немилость у церковных властей – в первую очередь потому, что в «Диалоге о двух системах мира» (1632), в котором сравнивались системы Птолемея и Коперника, отдавал предпочтение последней. В 1633 году Галилей предстал перед судом инквизиции (созданной в 1542 году) за то, что утверждал, будто Земля вертится, а Библию не считал научным источником. К тому же его взгляд на природу атомов противоречил католической доктрине пресуществления, а значит, подвергал сомнению литургическую обоснованность мессы. В итоге Галилея приговорили к домашнему аресту. Появление инквизиции в Тоскане проходило под той же эгидой, что и назначение Козимо Медичи герцогом, который не стал выдвигать обвинения своему старому учителю на государственных основаниях, спасая его тем самым от смертельного приговора. Так судьбоносную роль в жизни Галилея сыграла нестыковка церковной и секулярной юрисдикций.
У Галилея были талантливые последователи, среди которых следует выделить Джованни Альфонсо Борелли и Эванджелиста Торричелли. Однако, извлекая уроки из судьбы своего учителя, они открыто не признавали учения Коперника. Схожим образом во флорентийском ученом обществе «Академия дель Чименто» (Accademia del Cimento), созданном в 1657 году, проводились только «безопасные» эксперименты.
Параллельно с новым рациональным научным взглядом на природу существовала и вера в потусторонние силы, которая в контексте обскурантизма контрреформации порой принимала самые невообразимые формы. Приведем здесь отрывок из заметок Ричарда Крида, посетившего в 1700 году церковь Святого Николая Толентинского в Риме:
Святые отцы пекут лепешки размером с фартинг, а затем слепляют их вместе по семь штук, зовя их «семью хлебами». Пекутся они из освященной муки и святой воды, а посему эти хлеба даются немощным. Если больной выздоравливает, то говорят, что хлеб его исцелил, если же больной умирает, то говорят, что хлеб спасает его душу.
У нас эти наблюдения могут вызвать смех, однако именно такой была Италия, в которой преследовались свободные изыскания и исследования. При этом в Англии и Нидерландах ничего подобного уже давно не было и в помине. Среди итальянцев же царил страх быть уличенными в ереси. Интересно, что опасались этого даже власти – как церковные, так и светские. Венеция – давний враг папства и Габсбургов – изо всех сил пыталась от этих тенденций отстраниться.
