что, если с чемоданчиком сесть в поезд? — предложил Имасу Жулковский. — Пусть твой помощник заберет его у швейцара.
— Я об этом уже подумал. Подходит.
Риняк, стараясь не сгибаться под тяжестью чемодана, нес его за полковником. В вагоне для старших офицеров нашли свободное место. Попутчиков Жулковский угостил коньяком и сказал:
— Ну, надо еще подышать на перроне воздухом.
Выйдя из вагона, Жулковский, Имас и Риняк смешались с толпой. Они благополучно пересекли привокзальную площадь.
— Ну, Владек, жми! — сказал Имас, садясь в машину.
Жулковского подвезли к гостинице.
— Желаю успеха, дорогой друг! Надо спешить.
— Спокойно, Имас. Передай большой привет лесной гвардии.
Имас торопил Риняка. Важно было взорвать мину вблизи станции. Мотор работал хорошо. «Оппель», повинуясь Риняку, уносил партизан из города. Риняк обернулся к Имасу и взглядом спросил: кто это был?
— Хороший человек, смелый, герой, — с гордостью сказал Имас.
На КП жандармы проверили документы. Все в порядке. Понадобилось еще полчаса, чтобы партизаны оказались на опушке соснового леса. Где-то здесь в густых кустах притаились Платонов и Павленко. Имас первым вышел из машины. Риняк загнал «оппель» в заросли кустарника. Словно из-под земли появился Платонов:
— Ну, что у вас?
— Докладываю: мина в пассажирском поезде. Он выходит со станции. Давай! — сказал Имас. — Ну, мы им сейчас устроим карусель!
— За мной остановки не будет. В нашей мине двойной заряд. Она так рванет, что станет жарко, — Радист расчехлил радиостанцию. Зажглась сигнальная лампочка. Послышался писк морзянки.
Железная дорога проходила недалеко и была хорошо видна с пригорка. Не успел Имас переговорить с товарищами, как появился поезд. Черный шлейф дыма тянулся за трубой паровоза. На повороте вагоны выгнулись гармошкой. В них ехало новое пополнение. Спешили на фронт командиры взводов, рот, батальонов. Они уверены в своей безопасности, едут по захваченной еще в 1939 году польской земле.
— Внимание! Подрываю ТОС! — Возглас Платонова потонул в мощном взрыве. Эшелон сначала как бы споткнулся, словно из-под него невидимая сила выхватила рельсы, потом резко подпрыгнул, на какое-то мгновение застыл в воздухе и рухнул. Лес застонал. Воздух вздрогнул и заходил волнами. Послышался грохот взрыва и лязг металла. Паровоз лежал на боку в клубах пара и дыма.
После этой диверсии гестаповцы решили оградить город Савок от партизанских «визитов». Они подтянули карательный отряд и начали прочесывать окружающие леса.
…Ударная группа под командованием Ивана Царейко, соблюдая маскировку и тишину, подбиралась к дороге. Старались подойти поближе к гитлеровцам, а затем забросать их гранатами. Убедившись, что партизаны вышли на исходный рубеж, Царенко выстрелил из ракетницы. В хмуром небе повисла красная ракета.
«Ура-а-а!» Партизаны бросились в атаку. Гитлеровцы сильным огнем встретили наступающих. И вдруг крупнокалиберный пулемет, находившийся на левом фланге фашистов, стал косить своих же солдат. Получив огневую поддержку, пожарцы вышли на дорогу и смяли фашистский заслон. Бой был коротким, но жестоким. Немецкие пулеметчики, которые помогли нам в схватке на дороге, сдались в плен.
Немцев допросил Имас. Ефрейтор Фолькмар Венцель жил в Гамбурге, работал грузчиком в порту, сидел в концлагере четыре года. За подозрение в нелояльности к фашистскому режиму попал в штрафной батальон. Он говорил нам, что пытался перейти к чехословацким партизанам, но те ему не поверили. Его напарником был Вольф Вайнруб, паренек семнадцати лет[16].
Фолькмар сказал комиссару Похилько, что их переход был обдуман давно, а самое главное доказательство — он совершен на поле боя.
— Мы выполним любой приказ вашего командира отряда. Мы просим нам поверить и дать возможность доказать нашу ненависть к фашистам.
Колонна двигалась ускоренным шагом. Комиссар, шлепая кирзачами по размытой дождем проселочной дороге, догнал меня в головном дозоре.
— Эти немцы нам крепко помогли в бою. Давай возьмем их в отряд, проверим.
Взять двух вражеских солдат в партизанский отряд? Но мы их видим впервые и ничего о них не знаем. А что, если гестапо решило пожертвовать крупнокалиберным пулеметом и жизнью десятка солдат для заброски к нам двух провокаторов? Я задумался над предложением комиссара. И решил его принять.
…Стояла самая короткая летняя ночь. Выдалась она темной, с дождем и ветром. Легенда говорит, что именно в ночь под Ивана Купала цветут папоротники, но мы не видели фантастических огненно-красных цветов, якобы приносящих счастье. Мы спешили уйти в другой район и на месте недавней стоянки развернуть боевые действия. Нужно было незаметно войти в лес и разбить лагерь на заранее найденной разведчиками поляне.
Иван Кабаченко с одним из разведчиков поскакал проверить село, через которое должен был пройти отряд.
Разведчики въехали в село. Прислушались. Гитлеровцев не слышно, дорога как будто свободна. Но тут до слуха Ивана долетел отдаленный конский топот. Может быть, почудилось? Кабаченко насторожился. Кто-то едет. Партизаны приготовились к неожиданной встрече. Показался всадник. Это был немецкий капитан на превосходном скакуне.
Партизаны сразу же обезоружили капитана. Любитель красивых рысаков Кабаченко не мог налюбоваться трофейным конем.
При допросе капитан сказал, что вырвался вперед, совершенно уверенный в том, что в этих местах нет партизан и дорога безопасна. За ним движется конная колонна. Кабаченко приказал капитану зайти в ближайшую хату. Немец бросился убегать, но его настигла автоматная очередь.
Перед въездом в село Кабаченко оставил часового. Он должен был встретить отряд и предупредить об опасности. Сам же Иван поскакал по дороге разведать, где находится конная колонна, о которой говорил капитан. Но в пути ее что-то, очевидно, задержало, а наш отряд подходил к селу.
Моросил мелкий, частый дождь. Темнота, слякоть. Партизаны подошли к окраине села — никого! Подали несколько раз звуковой пароль — ответа пет.
— Вперед! — передал я команду по рядам.
Только мы вошли в село, вдруг слышу цокот копыт, навстречу движется какая-то колонна. Слышу немецкую речь, вражеская конная колонна растет, она все увеличивается. Два отряда приближались друг к другу, только у немцев сил больше раз в пять. Мелькнула мысль — живыми не сдадимся. В рукопашную бросимся и еще посмотрим — кто кого? Только бы ТОСы и радиостанции с шифром не попали в руки врага.
— Немцы! Ни слова! — тихо приказал передать по рядам. А затем громко повторил несколько команд на немецком языке.
Видимо, приняв нас за своих, немцы проскакали мимо. И только когда вдали стих цокот подков и голоса гитлеровцев, я приказал ускорить шаг да почувствовал боль в пальцах, которыми сжимал парабеллум. Спокойствие и выдержка спасли нас.
На новом месте выяснили, что часовой заснул на посту и заставил весь отряд держать экзамен на мужество и самообладание.
Позади осталась ночь Ивана Купала, которая так хорошо кончилась.
