тело сотрясала крупная дрожь.
Скарсдейл также выглядел более мрачным, чем когда-либо, и часто направлял свой ночной бинокль на дальний изгиб туннеля, разглядывая вход в боковой коридор, куда они с Холденом отнесли труп карлика. В ту ночь почти никто не спал, и ближе к полуночи я оказался в машине № 2, разговаривая с Холденом. Я спрашивал, он отвечал коротко, бессвязными односложными словами, и его взгляд то и дело возвращался к ветровому стеклу вездехода и темному изгибу туннеля вдалеке, обрывавшемуся там, куда не достигал луч прожектора.
— Дело не только в потере веса, — сказал он мне наконец, — хотя и это было достаточно жутким. Карлик походил на пустую оболочку, из которой извлекли все содержимое.
Холден бросил опасливый взгляд через плечо на туннель за ветровым стеклом.
— Все его лицо словно было высосано, — сказал он, и его собственные черты вновь посерели. — Я спрашиваю вас, что за существо могло это сделать?
Этот вопрос и мне не дал уснуть в ту ночь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
На следующее утро мы отправились в путь пораньше. То была ужасная ночь, и ее ничуть не скрасила ложная тревога, поднятая Холденом в предрассветный час, когда ему показалось, что он увидел тень, скользящую вдалеке по туннелю. К счастью, он не выстрелил, так как рикошетом вполне мог ранить сам себя, но адский рев клаксона, прервавший наш сон, и последовавшее за этим дознание, не менее шумное, сделали дальнейший отдых невозможным. К пяти мы снова двинулись вперед. Я сидел за рулем вездехода № 1; профессор отменил свое предыдущее решение и настоял на том, что наша машина должна идти первой.
Как сказал Ван Дамм, это была почетная позиция, но, передвигая рычаги, я не мог не пожелать уступить ее номеру 2, как планировалось: «почетная» позиция в создавшихся условиях не позволяла расслабиться ни на секунду. Казалось, это не беспокоило Скарсдейла; он не отводил бинокля ночного видения от ветрового стекла и время от времени давал мне указания снизить или увеличить скорость. По радио с десятиминутными интервалами звучал голос Ван Дамма, и внешне все выглядело таким же, как накануне. Но с обнаружением мертвого карлика кое-что изменилось, и я ощущал, что никогда больше не смогу относиться к этим туннелям по-прежнему.
Они и без того казались зловещими — я почувствовал это в первый же момент, когда вездеход загрохотал под громадным портиком. Однако осознание того, что отныне нам придется иметь дело с какой-то силой, враждебной жизни, наполняло каждый дюйм пути неизведанным ужасом. Разумеется, нельзя было исключить, что Залор стал жертвой каких-то совершенно естественных обстоятельств или, быть может, зверя наподобие пумы, обитавшего в самых глубоких кавернах. Но когда Ван Дамм выдвинул это предположение, тайный голос внутри меня поднял на смех его теорию. Как выжили бы подобные хищники в этих пустынных туннелях? И, конечно же, мы должны были бы давно обнаружить какие-то свидетельства их существования. Звери оставляют помет либо иные следы своего пребывания, но мы не нашли в пещерах никаких признаков какой бы то ни было жизни.
Далее, имела место реакция Холдена. Положим, он по своему душевному складу вполне мог быть особо чувствителен к зрелищу смерти, но конец Залора был настолько ужасен, что Холден на какое-то время почти утратил рассудок; даже мрачная решимость Скарсдейла была поколеблена. Оставались и другие нерешенные вопросы, не в последнюю очередь загадка того, как удалось карлику преодолеть такое огромное расстояние и добраться до пещер задолго до нашего появления. Быть может, у него имелись товарищи в Нильстреме, сумевшие переправить его через пустыню быстрее, чем могли передвигаться наши вездеходы?
Здесь открывались бесконечные возможности, и мой разум так же бесконечно взвешивал их. По правде говоря, альтернативы казались настолько тревожными, что я был полон решимости найти любое пригодное к случаю естественное объяснение, каким бы странным оно ни было. Тем временем мои руки механически выполняли свою работу; ветер становился все более теплым, а стрелка компаса упрямо указывала почти точно на север.
Вскоре, проехав не слишком длинный отрезок пути, мы достигли важного ориентира. Где-то в начале восьмого, когда индикатор пробега зарегистрировал около восьмидесяти четырех миль, я начал ощущать небольшие перемены в окружающей обстановке. Я не смог бы сразу определить, в чем они состояли, но видел, что Скарсдейл тоже это заметил. Он склонил голову набок, как будто прислушиваясь. Некоторое время спустя я понял, что он не прислушивался, а смотрел на что-то. Лишь через пять минут явление, которое привлекло его внимание, дошло до моего сознания.
Моя медленная реакция была вызвана, главным образом, двумя причинами. Во-первых, благодаря положению прожектора скалистые стены коридора все время отражали ровный свет; во-вторых, мое водительское кресло располагалось ниже навигационного столика — видя только часть ветрового стекла, я не мог разглядеть объект любопытства профессора. Но по мере продвижения к нашей восемьдесят пятой миле под горами, сомнения рассеивались. Становилось все светлее.
2
По расчетам Скарсдейла, мы находились на глубине пяти миль под горными вершинами, и все же царившие здесь сумерки делали ненужным постоянное использование прожекторов. Мы были близко к конечной точке изначального маршрута профессора и вскоре должны были оказаться на неизвестной территории.
Подземный свет в этом месте, казалось, исходил из какого-то фосфоресцирующего источника высоко в непроницаемой твердыне свода. Любопытно, что источник этот, похоже, был направлен прямо вниз, а не на стены туннеля; поэтому сам источник освещения, а также структура и высота свода оставались для нас тайной. Голубоватый свет придавал мертвенную бледность всем предметам внизу и нашим собственным лицам, но мы испытывали облегчение, вырвавшись из стигийской тьмы, сквозь которую ехали так долго.
Свет становился все более ярким, но не мог сравниться по силе с тем, что можно назвать земным светом, то есть с обычным дневным светом наверху; по своей интенсивности он напоминал сумерки в тропиках за несколько мгновений до того, как солнце скроется за горизонтом. Тем не менее, возможность свободнее передвигаться и видеть предметы на расстоянии была большим благом.
Вскоре после того, как я смог в этом свете управлять вездеходом, мы выехали из туннеля, и вибрации, сопровождавшие нас на протяжении последних двух дней, стихли. Машина пошла по чему-то ровному, напоминавшему по ощущению черный песок в горном ущелье. Как только это произошло, Скарсдейл объявил остановку, прожектора были выключены, и мы все вышли из вездеходов.
Зрелище было необыкновенным. Впереди простирался огромный зал, освещенный мерцающим, призрачным голубым светом, который заставлял пространство
