совершено покушение. У неё с Беназир были доверительные отношения, они встретились днём, договорились о вечерней встрече, но Беназир погибла в результате террористического акта.
Когда у Кенизе спрашивают, чувствует ли она себя принцессой, хотела бы жить так, как подобает правнучке султана, она отвечает отрицательно, ей больше по душе жизнь журналистки, сопричастной ко всему, что происходит в мире.
В Турции она оказалась поздно, уже известной журналисткой. Пошла во дворец Долмабахче[105], в котором жили османские султаны. Как сама признаётся, хотела прикоснуться до некоторых предметов, ведь ими пользовались её предки, но смотритель не разрешил. Потом она услышала, что рассказывает экскурсовод о психическом расстройстве Мурад V, не выдержала, вмешалась, не согласилась, экскурсовод удивился, откуда она это знает, пришлось признаться, что она его правнучка, носит его имя, хотя в первый раз приехала в Турцию. Её окружили, стали целовать руки, она смутилась, не привыкла к такому обращению, но почувствовала, она у себя дома, хотя в этом «доме» ей уже не позволяют дотрагиваться до предметов, которые стали экспонатами.
В одном из интервью её спросили:
«Кем вы себя чувствуете? Вы частично турчанка, частично индианка, частично шведка. Ваша идентичность очень пёстрая».
Кенизе Мурад ответила:
«Конечно по образованию и по языку я француженка. Но я не чувствую себя француженкой. Я из Среднего Востока. Индия это что-то другое. Я не чувствую себя индианкой, может быть по той причине, что не люблю Индию. В отличие от Турции, в Индии я чувствую себя чужой. В большей степени я турчанка, я из Турции»
Ведущий многочасовой передачи, о которой упоминал выше, спрашивал Кенизе Мурад сожалеет ли она о том, что не знает турецкий язык. Он был достаточно корректен, но задал этот вопрос, поскольку понимал, что он обязательно возникнет у телевизионной аудитории.
Кенизе Мурад отвечала спокойно и откровенно. Так уже сложилась её жизнь, она поздно узнала о себе, в первый раз приехала в Турцию уже взрослой, и сегодня ни о чём не сожалеет.
Со своей стороны добавлю, что в свои семьдесят лет (сужу по времени телевизионной передачи) Кенизе Мурад достаточно миловидна и обаятельна, держится с достоинством, часто улыбается. Она подчёркивает, что здесь она у себя дома, хотя живёт в другой стране и говорит на другом языке.
Что до идентичности, повторю, главное не происхождение, не «кровь», а то, как сам человек себя воспринимает.
Кенизе Мурад могла бы назвать себя и индианкой, и француженкой, и шведкой.
Назвала турчанкой, вот и весь ответ.
…«французский дух»
Банин называют «азербайджанская писательница, пишущая на французском», «французская писательница азербайджанского происхождения», и т. п. Какое из этих определений более точное? Всё зависит от смыслового контекста.
Если говорить о «Кавказских днях», то, на мой взгляд, в них есть то, что назвал бы французским духом. Мне трудно внятно объяснить, что я понимаю под этим «духом». Может быть то, что в книге Банин происходящее между мужчиной и женщиной отодвигает на второй план любые исторические или социальные потрясения. И когда это «между» описывается с некоторым озорством и лукавством, избегая каких-либо назиданий и морализирования. А в остальном надеюсь на воображение читателей, по крайней мере, тех из них, которые наделены таким воображением.
Теперь более конкретно.
Бабушка ворчит, непонятный новый век, главное для неё молитва, чадра, «чистые» и «нечистые». Банин иронизирует, когда-то муж бабушки бросил её и ушёл к русской женщине. Вот и объяснение рьяной религиозности. Богатство же бабушка принимает как должное, классовой солидарностью не страдает…
Пришли русские, большевики. Отец Банин, бывший депутат, бывший министр, в тюрьме. Умм эль-Бану влюбляется в большевика, работает в комиссии по описи, составляя список имущества окружающих домов, носит значок с изображением Ленина, притворяется, что её заставили.
Дальше, больше. Ходит в гости к этому большевику, ведёт себя с ними достаточно вольно, недотрогой назвать её нельзя. Решает с ним уехать в Россию, стать женой комиссара. Ей 15, ему 40, он русский, комиссар, классовый враг, но какое всё это имеет значение, если комиссар в её воображении похож на Андрея Болконского из «Войны и мира»[106].
Откровенно признаётся: «улетучилась куда-то наука добропорядочности, забылись традиции. Моё счастье пахло чёрной гимнастёркой, табаком и кожей». А это только возбуждает любовное чувство.
В последний момент не решилась уехать, послала сестру объясняться, та вместо неё уехала с комиссаром, хотя сестра была уже замужем. Через пару лет сестра возвратилась. Банин сначала обиделась, предательница, но сестра её быстренько успокоила, ты же сама отказалась, так что меня обвинять не следует, к тому же твой «Болконский» скучен, уныл, в постели беспомощен, она давно его бросила, всё это время была с другим. С мужем быстренько примирилась, он глухой, в прямом и переносном смыслах, придумала для него какую-то историю, муж сначала возмущался, шумел, потом поверил, затих. Банин даже позавидовала, как умело врёт, какой актёрский талант пропадает.
У бабушки своя логика: «девочек, как только подросли (15? 14? 13?) следует поскорее выдавать замуж… европейское житьё-бытьё ни к чему хорошему не приведёт, один срам». Что произойдёт после брака, никого не волнует, главное традиции и внешняя благопристойность.
Ещё один эпизод.
Бабушка возмущённо говорит:
«Значит Фарида не хочет идти замуж за Акпера. Ему, мол, 60 лет (Фариде – 16). Вот оно, влияние неверных! Боже, что же с нами будет? К чему мы идём?
– Боже! – хором подхватывают женщины, которые её слушают.
– К чему мы идём? Бабушка сделала неопределённый жест, взмахнув ладонью над головой. Перстни на её пухлых пальцах сверкнули в лучах солнца:
– Всё во власти Аллаха! Десятиголосый хор женщин разом подхватил: «Всё во власти Аллаха!».
Вот потрет ещё одной «традиционной» азербайджанской женщины в изображении Банин:
«Баладжаханым (буквально «маленькая ханым»), считалась легендарной личностью. Она лупила своих дочек метлой. Бывало, и мужу от неё доставалось. Если ей кто не нравился, она сбрасывала ему на голову мусор с балкона. Свирепого нрава женщина! Говорили, что в кармане, в складках своих юбок, она носит револьвер, чтоб походить на мужчин. Сплетники поговаривали, что болезнь её мужа – результат «жениных» ласк. Когда Баладжаханым наказывала дочек, она запирала их в комнате на месяц. Бедняжки и носа не могли высунуть из своего «карцера»!».
Чтобы приблизиться к этому неуловимому французскому духу, задам себе и читателям такой вопрос. Что если Банин оказалась бы не во Франции, а скажем в Англии, в России, или в Турции. Это были бы те же самые мемуары, или другие. Конечно, бабушка осталась бы бабушкой, отец – отцом, мачеха –
