язык не любила, почему-то обращалась к нему в состоянии гнева.
Можно ли сказать, что это было некое подобие «смешения французского с нижегородским», если использовать образное выражение из комедии «Горе от ума» русского писателя Александра Грибоедова[98]? В какой-то мере, хотя никто здесь не окал, а на некоторых иностранных языках молодые говорили вполне прилично.
Кто-то может сказать, что Банин воспитывалась, как сегодня принято говорить, в духе «мультикультурализма». Не думаю, что это так, чужое европейское легко вытесняло своё национальное, и о «равновесии культур» говорить не приходится.
Банин иронически, если не презрительно, относилась к миру бабушки, считала, что он безвозвратно ушёл в прошлое. Во время традиционных мусульманских траурных ритуалов, когда приглашались специальные женщины-плакальщицы и все женщины должны были горевать и лить слёзы, Банин и её сёстры с трудом сдерживали смех.
Она не могла примириться и с тем, что все мужчины их круга были купцами, кем ещё мог быть мужчина, говорить они могли только о доходах, о купле-продаже, женщина в лучшем случае должна была быть демонстрацией их богатства, роскошества их жизни.
Совершенно по-другому воспринимала она фрёйлейн Анну и мир, который она олицетворяла. По сравнению с фрёйлейн окружающие казались ей грубыми и чёрствыми, Банин не хотела на них походить и мечтала о том, что вырвется из их мира.
Вместе с тем, не следует делать поспешных выводов. Мечтала о Париже, оказалась в Париже, стала писать на французском языке, окончательно забыла про бабушку и про её мир, стала француженкой, французской писательницей. В какой-то мере это так, но именно «в какой-то мере».
По мере взросления она не могла не понимать, для Парижа, в котором она теперь жила, это были годы «праздника, который всегда с тобой»[99], её парижскому окружению не было дела не только до Баку, но и до всей России. Как бы враждебно не относились к ней на Родине, как бы дружественно не относились к ней в Париже, как бы ни восторгался ею знаменитый русский писатель Иван Бунин[100], к её русскому языку и, следовательно, к ней самой, он относился иронически как к провинциалке.
Не случайно, позже она скажет: «Мой род со своими Али-бабой, Гюльнарами, Лейлами и прочими вышел из Персии, а вовсе не из Ярославля или Царицына. Я не русская и пишу не для одной русской эмиграции. Да, я считаю себя западным человеком и западным читателем, а ещё больше – гражданкой мира».
Не будем обвинять Банин в том, что она говорит о «Персии», для неё это просто метафора того, что не Россия, не Франция, не Запад.
На вопрос «стала ли она гражданкой мира или не стала?» можно ответить, только если знать что означает быть «гражданкой мира». Главное, что она сама считала себя «гражданкой мира».
…Кенизе Мурад: поиски идентичности: «турчанка»…
Уже говорил, повторю, о Кенизе Мурад, на русском языке материалов почти нет. Пришлось, хотя бы отчасти заполнить этот пробел статьёй о Кенизе Мурад в Википедии на турецком языке, и 6-ти часовой передачей по Турецкому ТВ «Tarihin Arka Odası» (можно приблизительно перевести как «Неизвестные страницы Истории»), в которой Кенизе Мурад отвечала на вопросы и рассказывала о себе.
Кенизе Мурад внучка Хатидже Султан[101], дочери Османского султана Мурада V[102]. Это был необычный султан, поэтому о нём чуть подробнее.
Мурад V был известен кротостью характера, симпатиям к европейскому просвещению, склонностью к реформам, имел поэтический и музыкальный талант. Сильное влияние на него оказала французская культура.
С первого же дня правления стал обнаруживать явные признаки «психического расстройства»,
…можно допустить, что никакого психического расстройства не было, просто оказался неадекватным своему сану времени, обстоятельствам жизни, ведь не станем же с высоты XXI века считать меланхолию или сентиментальность «психическим расстройством»…
которые можно объяснить и разными излишествами, злоупотреблением спиртным, и несоответствием между мягкой натурой султана и бесконечными заговорами, которые плелись во дворце. Мурада V лечил специально выписанный из Вены психиатр, но вылечить его так и не удалось, возможно, и по той причине, что изменить обстоятельства жизни Мурада V психиатр был не в состоянии. Не стоит удивляться, что через 93 дня после восшествия на престол, Мурад V был низложен.
О Хатидже Султан, дочери султана Мурада V, Кенизе Мурад написала роман под названием «Из дворца в изгнание». Роман написан на французском языке, переведён на 34 языка, последним оказался турецкий язык (насколько могу судить, на русский язык роман не переведён). Роман получил широкую известность, только во Франции было продано 1200000 экземпляров (!).
Исторические обстоятельства предопределили перипетии жизни Хатидже Султан.
Во-первых, она родилась и воспитывалась во «дворце». Если представить себе, что в султанском гареме могло одновременно проживать от 700 до 1200 женщин, становится понятно, что это целый мир со своей иерархией, нормами поведения, борьбой за престиж, и многим другим.
Во-вторых, дочь низвергнутого султана, арест в самом дворце, полная зависимость от правящего султана (как оказалось последнего правящего султана Турции).
В-третьих, в период республиканской Турции, изгнание из страны всех отпрысков султанов.
Хатидже Султан и умерла в изгнание, в Бейруте в 1938 году.
Дочь Хатидже Султан от второго брака Сельма Рауф Ханым Султан[103] и стала матерью Кенизе Мурад. Отцом её оказался индийский раджа. Таким образом, формально Кенизе Мурад можно считать индианкой, по крайней мере, полуиндианкой, полутурчанкой.
Мать Кенизе Мурад умерла через несколько месяцев после рождения дочери (почти как мать Банин). Слуга матери (этнический албанец) вывез девочку сначала в Ливан, затем в Индию, наконец, в Париж. Когда немцы взяли Париж, слуга с девочкой нашли приют в Швейцарском посольстве, откуда её, после того как она подросла, передали во французский монастырь. После смерти слуги её удочерила и вырастила шведская семья.
Ей уже было 20 лет, она училась психологии в Сорбонне, когда впервые узнала о своём происхождении. Через год она поехала в Индию, нашла своего отца, который оказался индийским раджей, но решила в Индии не оставаться и вернулась в Париж.
После Сорбонны Кенизе Мурад стала международной журналисткой, прежде всего потому, что ей было интересно, что происходило в разных странах мира, особенно в горячих его точках. Её особенно привлекало то, что происходило в странах Ближнего и Среднего Востока, в Ливане, в Пакистане, в Индии, в Турции – она чувствовала своё родство с этими странами. Какое-то время она провела в лагерях беженцев, много писала об израильско-палестинском конфликте.
Она была в Пакистане в тот день, когда на Беназир Бхутто[104] было
