Толя даже плакал от страха, слушая шаркающие шаги в коридоре.
Высыпаться он перестал окончательно: по утрам вставал, как из могилы поднимался. Есть у него не получалось — всё, что ему удавалось пропихнуть в глотку, преодолевая болезненные спазмы, уже через несколько минут приходилось выташнивать. Спорт пришлось забросить, на работе начались неприятные разговоры за спиной. Начальник Толи, добрейший Виктор Васильевич, видя такое состояние одного из своих любимцев, заставил молодого человека взять внеочередной отпуск на две недели и посоветовал уехать куда-нибудь на природу, развеяться и отдохнуть. По его мнению, это было лучшим лекарством от практически любых болезней.
Отпуск Толя взял, хоть и неохотно, но на природу ехать побоялся. И стало гораздо хуже. Некто, бродивший по ночам, распоясался окончательно. Посуда теперь не просто тихонько позвякивала на своих полочках, а валилась на пол, устилая линолеум острыми осколками. Двери хлопали, свет мигал даже в той комнате, в которой лежал сам Толя. А тихое похрюкивание превратилось в пронзительный визг, из-за которого соседи каждое утро стучались в двери квартиры, скандаля и ругаясь. Толя не открывал им, но не потому, что боялся побоев. Для него невыносимым препятствием стало зеркало в прихожей, в котором он уже почти что не видел своего лица. Наглая слюнявая морда уже никуда не пропадала. Стоило Толе увидеть своё отражение, с ним случалась истерика. Рыдая и брызгая слюной из безобразно раззявленного рта, он валился на пол, впиваясь ногтями в щёки, бился головой об стены и покрытый дешёвым линолеумом пол.
Возможно, ещё немного — и соседи, уставшие от сумасшедшего за стеной, написали бы коллективную жалобу в правоохранительные органы, но Толя внезапно понял, как успокоить донимавшую его тварь. Точнее, она сама ему сказала. Однажды ночью, видимо, устав громить квартиру, существо остановилось прямо у его кровати и протянуло плаксиво, как избалованный ребёнок:
— Хочу гулять… Хочу гулять, Толя!
Анатолий, измождённый и почти сошедший с ума, не нашёл в себе сил сопротивляться. Покорно поднявшись с закрытыми глазами, он как был, в трусах и майке, проделал путь до входной двери. Руки его сами легли на собачку замка, и он вышел в прохладу осенней ночи. Дальнейшее Толя помнил смутно, словно все события были подёрнуты какой-то пеленой. Благополучно выйдя из подъезда, он отправился куда-то по ночному городу, избегая освещённых улиц.
Он не понимал, куда идёт, словно кто-то овладел его телом и направлял, как безвольную марионетку. А в получасе ходьбы от дома он задушил и сожрал кошку, доверчиво сунувшуюся в руки. Сожрал, удовлетворённо чавкая непривычно вытянутым ртом, с удовольствием перетирая покрытую шерстью шкуру массивными зубами. Хрюкая и повизгивая от удовольствия.
На следующее утро Толя впервые за долгое время проснулся отдохнувшим и счастливым. Происшествие с кошкой беспокоило его, но эта тревога меркла перед безграничным счастьем, практически эйфорией, которую может испытывать только тот, кто едва не умер от стресса и истощения, но внезапно нашёл тихий оазис спокойствия. Ему даже хотелось есть. Кто бы мог подумать, какое это прекрасное чувство: голод! Голод — самое яркое проявление жизни, думал он, вприпрыжку направляясь в магазин за продуктами. Рыло в зеркале больше не появилось.
После плотного завтрака на него снова накатила тревога. Толя был достаточно умён и рассудителен, чтобы понимать, что существо, мучавшее его последние недели, затихло только благодаря убитому животному, которое оно сожрало, помогая себе его, Толиными, руками. Но надолго ли хватит этой жертвы? Возвращаться к тому кошмару, которым была его жизнь совсем недавно, он не хотел. Поэтому решился на переговоры.
Торопясь, чтобы успеть до захода солнца, он уселся на принесённый из кухни в прихожую стул и замер, пристально глядя на своё отражение. Тварь не замедлила явиться. На этот раз Толя был готов к её появлению и сдержался, чтобы не впасть в истерику.
— Кто ты? — хрипло спросил он, не будучи даже уверенным, что это существо способно осмысленно разговаривать, не смотря на то, что накануне оно весьма отчётливо попросилось гулять.
— Зови меня Ряха, — отозвалось создание.
— Ряха… — пробормотал Толя и хихикнул.
Начало переговоров состоялось.
Ряха не пожелал рассказать, кто он и откуда взялся, но зато подтвердил худшие опасения Толи: уходить этот монстр не собирался. Жуткое свиное рыло поведало, как можно сделать жизнь Толи если не совсем нормальной, то хотя бы близкой к тому. Свину хотелось крови.
Кошки и собаки его вполне устраивали, но такие жертвы требовались не реже, чем раз в неделю. Можно и раз в два-три месяца, но тогда кровь нужна человеческая.
Упоминая человечину, Ряха смачно причмокнул, и Анатолия едва не стошнило. Это были, в общем-то, все условия, которые чудовище поставило молодому человеку, милостиво предложив несколько дней на раздумья.
От времени на размышления Толя отказался. Тогда его мозги ещё не были разжижены алкоголем и работали отменно. Он составил план действий ещё во время беседы.
В первую очередь, следовало отказаться от спортивных соревнований. Спорт требовал режима дня, а жертвоприношения — ночных прогулок. Одно с другим не вязалось. Во-вторых, работу нужно было сменить. Уходить с насиженного места, отказываясь от уже маячившего на горизонте повышения, очень не хотелось, но и постоянные убийства бродячих животных рано или поздно привлекли бы чьё-нибудь ненужное внимание. Началась бы слежка, пусть даже любительская, а там и до свидетелей недалеко. И если сам Анатолий был уверен, что жрал кошку со свиной головой на плечах, то, ведь как это выглядело со стороны — достоверно он не знал.
Из секции, где занимался, Толя ушёл в тот же вечер, загадочным шёпотом предупредив тренера о некоторых проблемах со здоровьем. Он даже добавил, что думает, что это временно, но по взгляду своего наставника понял, что тот ему не верит. Ни про то, что проблемы временные, ни про то, что эти проблемы вообще есть.
С работой было сложнее — двухнедельная отработка не позволила ему осуществить план, согласно которому Толя больше не должен был убивать рядом с домом — ему пришлось предпринять ещё одну вылазку. На этот раз жертвами стали бродячая собака и целый выводок её щенят, ещё слепых и не способных самостоятельно ходить. Их Ряха проглотил одного за другим, даже не жуя. Придя домой, Толя провёл много времени, скрючившись над унитазом. Тошнило его желчью. Он хотел было попросить Ряху больше так не поступать, но передумал. Тварь, время от времени берущая его тело на прокат и не так давно каждую ночь громившая уютную холостяцкую берлогу, пугала его до дрожи в коленках.
На новую должность — водителем-экспедитором —
