действовали.
А вот темный лицедей давно уже к Татьяне подкрадывался.
И обличье вдруг себе менять собрался.
И я сам его попросил глаз с нее не спускать…
Святые отцы-архангелы, улавливаете ход моих мыслей? Это же типичная тактика темных: отвратить объект своего интереса от всего его окружения, лишить его защиты и поддержки и подчинить беспомощную жертву своей полной власти. Ведь с Галей именно так и было, когда она ко всем нам спиной повернулась и ничего, кроме своего искусителя, на знать, ни видеть не хотела.
Но если Галю мы тогда отстояли, то Татьяны им и подавно не видать. Пока я жив — а я вечен. И обязательства на себя просто так не беру.
Так что попрошу вашего внимания, святые отцы-архангелы еще ненадолго — до развязки рукой подать. Уж простите — трагик из меня никак не получается, завершу я вашу пьесу срыванием масок.
Прямо руки зачесались. Задрожав от нетерпения, я рывком вызвал в памяти картину леса у ручья. Не рассчитал. От длительного безделья сил слишком много накопилось — картинка перед глазами тоже задрожала и начала двоиться. Я бы даже сказал, вращаться — словно меня то по одну, то по другую сторону от поваленного дерева забрасывало.
— Да отключись ты! — раздался у меня в голове протяжный стон.
От неожиданности я отпрянул. Почему-то не в ту сторону. Судя по ракурсу, меня занесло на камни у ручья. Позади ствола.
— Не остановишь лет движенье, — перешел отчаянный стон в пафосное завывание, — и притяжение близких душ.
Да неужели? Ты смотри, как запел! Может, учуял близость провала? Знаю я их темную привычку в чужих мыслях шарить.
— С какой это стати я отключаться должен? — спросил я, чтобы со своими собраться.
— При встрече мысленных вызовов, — заговорил он своим обычным тоном — снисходительным, — более мощный интеллект неминуемо подавляет более слабый. Мне не хотелось задеть твое самолюбие.
Точно. Учуял. Цену себе набивает. Похоже, этот великий интеллект действительно может на расстоянии за чужими мыслями шпионить. И не исключено, что его вот так — ни с того, ни с сего — ко мне потянуло, чтобы обсудить условия почетной капитуляции.
— Чего ты хотел? — дал я ему шанс добровольно во всем сознаться.
— Как хозяин переговоров, — промурлыкал он, — я предоставляю право первого слова гостю.
Однако. Высокий интеллект решил сразу начать с высоких ставок. Вынудить меня прямо в лицо ему обвинение бросить. И потребовать, небось, доказательств. И выяснить заодно, что мне известно. И найти, тем временем, самые естественные объяснения. И превратить, таким образом, свою капитуляцию в торжество справедливости над бездоказательной клеветой. Известная тактика — я сам не раз так поступал.
— Да я, собственно, хотел узнать, как Татьяна, — не дал я ему шанса бить меня моим же оружием. — Стас говорит, что она держит себя в руках, но я удостовериться хотел.
— Как она это делает? — быстро спросил он совершенно другим тоном.
— Что делает? — подобрался я в ожидании первых признаний хвастливого интеллекта.
— Она не держит себя в руках, — объяснил он, — она полностью себя заблокировала. Разум щитом прикрыть несложно — это тоже мыслительный процесс. А вот как она эмоции отключила?
Понятно. Значит, он на ее чувствительной струнке играл, а теперь та вибрировать в ответ перестала. В принципе, совершенно естественно — Татьяна всегда не головой, а сердцем думала. И пронырливый интеллект, видимо, решил, что этим инструментом он уже овладел в совершенстве.
— Какое тебе дело до ее эмоций? — дал я себе шанс убедиться в обратном. — С чего ты взял, что она их заблокировала? Она с тобой общается, что ли?
— Общается, — лишил он меня этого шанса. — Но при этом не общается, — швырнул он его мне назад.
— В смысле? — крепко ухватился я за него.
— Она всегда представлялась мне светилом, — заговорил он, явно подбирая слова, — в котором материя находится в постоянном движении. Волнами прокатывается по поверхности, под которой происходят совершенно невероятные процессы, и лишь изредка совершенно фантастические идеи протуберанцами выбрасывает.
Гад. Это же надо такой комплимент завернуть — тут никакое светило не устоит. Нужно будет запомнить.
— Я уже давно хочу понять, как их выбрасывает, — продолжил темный гений, — из чего они формируются, что их выталкивает. Только слепит светило, когда в него вглядываешься. В этом смысле, — усмехнулся он, — ее мысленный блок фильтром мне служит, сводя сияние к приемлемой яркости.
Понесло. Святые отцы-архангелы, настоятельно прошу вас стать свидетелями признания из первых уст в нарушении неприкосновенности личной мысленной защиты.
— А теперь, представь себе, — предусмотрительно снизил голос обвиняемый, — светило замерзло. Покрылось непроницаемой оболочкой, сохранившей вздымающиеся волны и зачатки протуберанцев, но в полной неподвижности. Можно подойти, но уже ничего не видно — даже взгляд скользит по поверхности, как по льду.
Молодец. Татьяна. От всех забаррикадировалась.
И я тоже. Не зря ей про подводную лодку рассказывал. Она мой образ усовершенствовала, иллюминаторы устранила, чтобы всякие любопытные интеллекты свой длинный нос туда не совали.
И Игорь — точно наш сын. Теперь уже никаких сомнений. Ангельскому родителю мысленный процесс потомка всегда в истинном свете открывается. У Игоря он напоминает могучий водный поток: от меня он взял мою любимую стихию, от Татьяны — вечное движение. С завихрениями, всплесками и периодическими гейзерами.
— Вот я и спрашиваю: как она это делает? — оторвал меня от знакомой картины голос темного гения. — Эмоциональный щит никогда долго не держится, и закрепить его невозможно. В материальном мире такое открытие можно сравнить только с полным растворением в пространстве — вместо простой невидимости. Ты представляешь себе его значение?
— Это — умение Татьяны, — решительно отверг я призывы к моей ангельской сознательности. — Захочет — расскажет.
— Да я спрашивал! — бросил он с досадой. — По-моему, она даже не поняла, о чем я говорю.
— Значит, не хочет, — с огромным удовольствием ввернул я.
— Нет, значит, нужно ее разблокировать, — поправил он меня, — чтобы она услышала и поняла.
Тревога. С этого заносчивого интеллекта станется придумать, как Татьянину подводную лодку разгерметизировать. У наблюдателей. Ее же там утопит — сигнал «SOS» не успеет послать!
— Послушай меня, и внимательно, — бросил я все силы, как и положено хранителю … ну ладно, бывшему, на спасение своего … ну ладно, бывшего человека. — Это — давнее Татьянино умение. Я с ним уже сталкивался. Тормошить ее сейчас не только бесполезно, но и небезопасно. Как медведя в спячке.
— Какого медведя? — недоуменно перебил меня он.
— А такого, который зимой спит, — вспомнил я о том, что он понятия о земле не имеет. — Разбудишь — мало не покажется. Выход один —
