Анжело это все на уровне подсознания, и, если ты вынесешь это на поверхность, он не справится. Я о другом. Просто Анжело говорит, что ты можешь быть геем, а можешь — нашим хорошим мальчиком, которого все любят. Но не одновременно.
Марио, пристегиваясь ремнем, хохотнул.
— Ну, мы себе кровать сделали, нам в ней и лежать.
— Да, помню времена, когда мы бы радовались, если бы все так устроилось.
Спустя три дня такси высадило их перед Мэдисон-сквер-гарден, где все подходящие поверхности были оклеены цирковыми афишами. На расстоянии они выглядели точно как те, что Томми видел в детстве, но при ближайшем рассмотрении можно было определить, что это просто хорошая имитация. Цвета были ярче, качество печати — лучше, шрифт — замысловатее. Джонни утверждал, что старый цирк мертв, и в каком-то смысле он был прав. Если современной инкарнации цирка суждено было пережить холодную войну, атомные бомбы и телевизионный бум, что-то обязано было измениться.
Но некоторые вещи неизменны… Вся их жизнь была поиском компромисса между тем, чего менять нельзя, и тем, что надо менять обязательно. И кое-какие изменения — в обществе, например, которые позволят им открыто признавать свои отношения — наступят слишком поздно. В некотором смысле для них уже было слишком поздно: их судьбы сформировались под влиянием постоянной борьбы и нужды в скрытности. Лет через двадцать Томми взглянет на молодых, выросших в атмосфере терпимости и вседозволенности, и ощутит лишь сожаление о том, как легко могла бы сложиться их жизнь без вечной секретности.
Внутри были девушки из воздушного балета: пили, сбившись в группки, кофе из бумажных стаканчиков и щебетали высокими голосами. Фрагменты разговоров долетали до Томми и Марио, сразу давая понять, где они оказались.
— … и он сказал, что шестеро разведчиков талантов из Бродвейских шоу ищут девушек для хора…
— …упала на проволоку и схлопотала порез в дюйм глубиной на ребрах…
— … стрелять из пушки? За кого вы меня принимаете, спросила я. А он ответил, милочка, раз вы в моем номере…
— … ослепил Дино вспышкой, когда он бросал нож, и следующее, что я поняла, что у меня вся блузка в крови, зрители онемели, а я просто сказала: «Заканчивай номер, ragazzo»…
— …мне все равно, я не поеду на слоне. У меня от него астма начинается, могу справку показать…
Когда они пересекали холл, кое-кто из женщин обернулся на них, и Томми уловил шепот: «Сантелли… новый фильм про Парриша». А потом: «А рыженький симпатяшка», но он к этому привык и знал, что рано или поздно пойдет другой шепот «Не тратьте на этого время». Девушки из шоу вечно все про всех знали.
Навстречу торопился мужчина в комбинезоне, в одной руке у него был кролик, в другой — ведро краски. В самой середине холла сидел на складном стуле человек и просматривал список длиной фута три. Толстяк мастерил какой-то рог.
За тремя широкими дверями на них навалилась какофония звуков: свистки, гудки, будто где-то разогревался оркестр, кто-то монотонно считал с сильным французским акцентом: «Г’аз, два, г‘аз, два, аллэ-оп!» И жутковатый рев слона — звук, который ни с чем не спутаешь.
Разворачивали манежи; на том, который должен быть центральным, устанавливали воздушный аппарат. Джонни, легко узнаваемый даже с такого расстояния, светловолосый, в солнечных очках, стоял у подножия, сунув руки в карманы, и орал:
— Да не так, идиот! Черт побери, мне что, самому подниматься и все делать! Так я сейчас поднимусь!
Томми засмеялся.
— Да, — сказал Марио, — некоторые вещи не меняются. Хочешь найти Сантелли — послушай, где громче всего вопят.
— А он еще когда-то зубоскалил, что это ты станешь новым Папашей Тони.
Когда они подошли к аппарату, Джонни обернулся и кивнул. Марио кивнул в ответ.
— Где Стелла?
— В отеле. Взяла для Сюзи няню.
— Слушай, — отрывисто сказал Марио, — я хочу, чтобы вы удочерили Сюзи. Законно.
Джонни моргнул.
— Стелла тоже хочет. Но неужели это так необходимо? Может, без судов обойдемся?
Марио взглянул на аппарат.
— Если со мной что-то случится, Люсия слишком стара, чтобы со всем этим разбираться.
— Конечно, парень. Как скажешь. Но тебе не кажется, что здесь не место и не время обсуждать такие вещи? Слушай, Мэтт, мы все будем ужинать с Люсией… она же нормально добралась?
— Да, она в нашем отеле.
— Отлично. Там и поговорим. Джим Фортунати вернулся с киношниками, разыскивает тебя все утро. Иди к ним и поддерживай репутацию Сантелли, которые никогда не опаздывают, а я постараюсь найти человека, который в состоянии закрутить пару гаек без моего участия. У нас только… да, восемнадцать часов до открытия, а труппы на проволоке все еще нет. Они летели из Рима… наверное, застряли в аэропорту.
Оставив Джонни суетиться, Марио и Томми вышли в большие поднимающиеся двери. В огромной задней части здания на втором этаже одна из комнат была оборудована под офис с табличкой «Шалимар Филмз». Уолли Мейсон, режиссер, обосновался там с избранными операторами, консультантами и всеми прочими.
Джим Фортунати тоже был здесь, с кем-то разговаривал. При виде знакомого силуэта Томми решил, будто глаза играют с ним шутку.
«Анжело? Какого черта он здесь делает? — Томми нахмурился. — Продолжает за нами шпионить? За три тысячи миль от дома?»
Но Марио его опередил:
— С какой стати ты здесь оказался?
— В случае, если ты не в курсе, — сказал Анжело, — я руководитель профсоюза. Приехал следить за соблюдением ваших интересов.
— А я думал, нашим представителем будет Бродман, — заметил Томми весьма недружелюбным тоном.
— Бродман считает, что ловитор — это человек, играющий за «Доджерс». Я отстранил его за некомпетентность.
— Ну конечно! — взорвался Марио. — Ты просто не мог никому позволить…
Томми вскинул руку.
— Эй, тише!
